Право на меч

Кто-то встречал утро с восторгом? Чудеса. Я с неохотой приподнялся на локтях, осмотрелся. Лагерь не грабили, к нам не пришла война, и на вид все было как обычно. Мой приятель сидел в извечном положении – над котлом. И чистил корневища, самые тонкие и неаппетитные. Те, что остались, и те, которые мы будем вынуждены жевать по дороге к Волоку.

Крик повторился. Рут выглядел подозрительно спокойным.

– Что происходит? – Я потер глаза, не до конца проснувшись.

– Доброе утро, – Рут тепло улыбнулся. – Это повешение.

И все-таки необычного в лагере оказалось больше. Керех не играл на свирели, капрал не шатался вдоль ящиков, мешая работать. В общем-то, никого, кроме меня и Рута, у вещей не осталось.

– Кого? – Я встал с постели и пошевелил озябшими пальцами. – За что?

Рут вытер землю с лезвия о штанину, шустро покрошил остатки корневища в котел и неспешно начал рассказывать:

– О, слушай, тебе понравится! Закрыли мы на ночь припасы, хорошенько, от души. Капральские, ясно как день, – наши-то пусть забирает кто хошь…

– Покороче, – поморщился я и приподнялся на носках, чтобы посмотреть вдаль. Где-то за палатками старших собиралась толпа.

– Ну и не выдержал кто-то. – Рут цыкнул зубом, срезал заусенец с большого пальца и прихватил ранку губами. Видимо, не помогло. Рут подул на розовую полоску у ногтя и продолжил: – Наутро не досчитались. Да не абы чего, а сушеного мяса! Стали искать.

Я оглянулся на свои вещи. Похоже, и там покопались.

– Нашли – ты не поверишь! – у Амила. – Рут явно не переживал. Поднял глаза на меня, отвлекшись от котла. – Теперь нас, выходит, будет девять.

Кажется, и на меня напал зуд – я потер затылок. Рут занимался делом и точно не ждал, пока я рассмеюсь или похвалю его за остроумие. Совсем не похоже на шутку.

– Амил?.. Да какому дураку в голову придет красть припасы, когда можно просто одолжить или попросить? – Я потер переносицу. – Тем более что через пару дней мы все…

– А ты высокого мнения о людях, – дипломатично заметил Рут.

Толпа явно ширилась. А где она еще может собираться в столь раннее утро, как не у эшафота? Вряд ли капралы решили раздать все награбленное бесплатно.

– Так, погоди, – я с неверием посмотрел в сторону леса. – Амила вешают? – Рут кивнул. – Вон там? – Еще один кивок. – За пару ломтей долбаного мяса?!

Последний вопрос явно был лишним. Я в спешке свернул одеяло.

– Какого дьявола меня не разбудили?

– Ты лег позже всех и…

– Это же произвол, Рут!

– Мы под флагом, а ты чего ожидал? Тут иногда, знаешь ли, убивают и вешают. – Приятель отправил кусок корешка за щеку. Ничто на свете не могло испортить ему аппетит. – Думаю, из парня решили сделать пример.

Все-таки я ни черта не знал о воснийской войне. Проклятая резня, где бьют и своих, и чужих без разбора.

– Какой, к дьяволу, пример? Идем.

– Э нет, – возразил мой оруженосец. – Меня попросили сторожить ве…

Я отправился к южному крылу лагеря – у края леса собиралась толпа. Рут чертыхнулся, припомнил матушку и все-таки подчинился.

– Я-то пойду. Но все украдут, вот увидишь, – буркнул он, держась за моей спиной. – И будем варить твой ремень, слышишь?..

Мы быстро миновали последний ряд палаток: с холма спускаться всегда легче. На краю лагеря, поодаль от елей, стоял дуб. Хороший, раскидистый, с крепкими ветками. Где еще вешать людей? На скорую руку, без суда…

Солдаты сбились в кольцо. По их довольным лицам нельзя было предположить, что повешение остановит кражи. Казалось, будто каждый только и ждет, что вешать будут трижды на дню. «Главное – не меня», – говорили улыбки на грязных рожах.

Я распихивал воснийцев локтем, пробиваясь к центру, а Рут извинялся и похлопывал самых обиженных по плечу. За крепкими спинами в кольчугах, кожанках и в стеганом доспехе я не видел осужденного.

– Может, это вовсе не Амила схватили? – с надеждой сказал я, продолжая двигаться к дубу.

Рут хмыкнул за спиной:

– А кого, святую матушку? Капрала?..

– Вот уж кому точно петля светит, – сказал я так, чтобы услышал только мой приятель.

– Что же теперь, вешать за пьянство?! – искренне возмутился Рут. – Я дезертирую.

Я хотел подколоть его снова, но увидел ящики под дубом. А слева от них стоял наш щуплый эританец, явно еще более сонный, чем я. Стоял в окружении крепких солдат. Стоял не свободно – руки за спиной. Похоже, еще и связаны.

– Теперь веришь, дружище? – Рут положил мне руку на плечо и встал впереди.

Сложно поверить. Вся эта история из-за нескольких серебряков? Может ли солдатская жизнь стоить еще дешевле?

– Лучше уж вешать за пьянство, чем из-за голода. Сколько стоит чертов паек? – Я не отнимал руки от кошелька, едва мы угодили в толпу. – Четыре серебряка? Семь?..

– Знаешь, а я ведь ничего не крал, – заметил Рут, заткнув большие пальцы за пояс. И не убирался с пути.

– Не о тебе же речь!

– И не понимаю, с какого хера я должен голодать из-за твоего милосердия.

Я прищурился. Покосился на Амила: кажется, тот тоже не верил, что его собрались вешать. Я сделал шаг вперед. Приятель не отступал.

– Пара серебряков меня не разорит, я…

Голос Рута звучал прохладнее, чем воснийская осень: