– Твое слово – закон, – подмигнула мне Селена.
Я присел на край огромной кровати и провел рукой по постельному белью. В комнате успели проветрить. Простыни не смяты, сухие. Я выдохнул с облегчением. Так и разлегся, не раздевшись. Кажется, именно мягкой постели мне и не хватало больше всего…
– Похоже, ты сильно устал, – теплые пальцы коснулись моих ключиц, провели черту к предплечью, – напряжен.
– А разве здесь бывают другие посетители?
Я едва улыбнулся. Это бордель, а не постоялый двор, хоть в Воснии и сложно отличить одно от другого. А в борделях принято раздеваться, так? Я стащил рубаху, будто выполнял очередную работу.
Свечи горели неярко, но я увидел, как распахнулись глаза Селены. То ли меня боялись, то ли жалели.
– Твоя правда. Очень редко. – Она пожала плечами и неспешно скинула лямки платья. – Оно и правильно, так? К нам приходят, чтобы отдохнуть. – Еще одно движение плечами, ткань собралась на ее бедрах. Женская грудь прекрасна и в полутьме. – Расслабиться. Забыть о плохом. Просто закрой глаза и наслаждайся.
Я не сказал ей, что обычно со мной пытаются сделать исключительно страшные вещи: обдурить, ограбить, покалечить или убить. В последнее время я и от наслаждений ждал беды.
– Если тебе не понравится, – Селена улыбнулась, – не плати ни медяка.
Я закрыл глаза. Ремень выскользнул из-под поясницы. Судя по звукам, Селена повертела пряжку в руках, а потом наклонилась ближе.
– Перевернись, – шепнула она. – Я помню, что ты хотел массаж.
Почему-то я не сразу подчинился. С каких пор повернуться спиной к безоружной женщине – страшно? Тем более к куртизанке, которая желает угодить, да еще после того, как сам же попросил размять тебе плечи? Плевое дело. Просто повернуться спиной… к незнакомому человеку в Воснии.
– М-м? – протянула Селена, слегка погладив по колену. – Если не хочешь, то…
Я перевернулся на живот, поудобнее устроившись на подушке щекой.
– Ага, вот так. Спасибо, – довольно откликнулась Селена. – Я начну осторожно.
– Только кости не вынимай, идет?
Запахло цветочным маслом, и я разомлел. Что плохого может случиться там, где тебе стараются приглянуться? Поливают дорогим маслом, согревают телом, убирают волосы с плеча, чтобы с силой обвести бугорок у левой лопатки…
– О боги, – выдохнул я в подушку.
Но все только начиналось.
– Говорят, мне в этом не найдется равных, – довольно шепнула Селена, поймав момент, когда я вдохнул.
И снова сделала пальцами что-то настолько удивительное, что тепло дошло до затылка и вернулось к стопам.
– Чистая правда, – промычал я в подушку.
Последнее время от своего тела я ждал только неприятностей: боли, слабости, зуда, тянущей пустоты в желудке. Тяжести под ребрами, в самом хребте. Теперь же оно стало источником наслаждения. Я не сразу заметил, как веки сомкнулись. Вся боль уходила прочь, будто ее выдавливали, выглаживали руками. От низа спины – к шее, от шеи – к плечам, прочь, прочь. Сонливость обрушилась на меня. Слабость затягивала, как зыбучий песок, трясина…
Я дернулся и схватил куртизанку за руку. Остановил, повернулся на бок. Несколько долгих мгновений мы с Селеной смотрели друг на друга.
– Что случилось? – Ее голос был мягким, но даже так в нем слышался страх.
Руки и тело подчинялись мне, голова вовсе не шла кругом, как казалось минуту назад. А в руках Селены не было ни оружия, ни удавки. Я разжал пальцы.
– Нет, ничего. Прости. – Я вернул голову на подушку, выдохнул: – И, пожалуйста, продолжай.
Вовсе это не отрава, не колдовство и не болезнь. Просто я и правда страшно устал.
В городе всегда теплее, чем в забытой глуши. А может, это я так согрелся и двойной шерстяной подклад делал свое дело. Хорошая вещь – новая одежда по погоде!
Редкие факелы красили ночь. Словно маяки для заблудших кораблей, они мерцали на углах, подводили оранжевым ставни и навесы. Вели к лучшим частям Волока – туда, где не стихали песни, стоны блаженства, скрипы кроватей…
Как же я скучал по гостеприимству и весу монет в кармане! Одно всегда сочеталось с другим. Желудок тянуло от тяжелой пищи, а кожа дышала, очистившись от грязи. Лучше счастья и не придумаешь. Я был чист, обласкан, хорошо одет и снова не так беден.
– Лэ-эйн! – нараспев произнес какой-то солдат из друзей бастарда. Я только сдержанно кивнул – и восниец мигом пристал к кому-то другому.
Я и забыл о том, что случалось там, за стенами: на проселочных дорогах, у переправы, под ветвями дуба, в комнате «Сухопутки»…
Ноги несли меня по чужому городу. Старые шрамы разгладятся, синяки пропадут, чужое хамство забудется, как сходит дорожная грязь после мыльни.
– Свой флаг. Наш флаг. Нашел ли?
Я прищурился, уставившись в темноту. На улице шатались люди – наши, с Восходов. Пьяные, развеселые. Шумели. Не слышали того же, что слышал я. Или делали вид, что не слышали.
– Твой ли? Твой? – шелестела тьма между домами. – Дом, где флаг?
Я застыл. Мимо меня прошел крупный восниец, кто-то из ребят Митыги. Пихнул плечом:
– С дороги, щ-щенок!