Право на меч

И становится мертвецом.

– Чем могу помочь? – Я проверял керчетты, ибо не мог доверить фамильное оружие бездарям из войска. Тем более наемникам.

Бастард подложил подушку себе под задницу и расселся, как обедают в родном поместье. К счастью, подушка оказалась не моя.

– Наконец-то посчитались. При штурме мы потеряли девятерых и еще десяток ранен. Я говорил, что ночь – дурное время для драки…

Одна керчетта и вовсе не пострадала. Последнее время я пользовался вторым клинком только для поддержки навыка.

– И все-таки острог наш, – я припомнил очевидное. Мы сидели за кольями и башнями, на скамьях, сколоченных чужими руками. Возле отнятых столов, под уже нашей крышей. – За все приходится платить. – Я еще раз протер самый изношенный клинок. – Штурм при свете дня связал бы нас боем на неделю. Мы могли пасть под стенами или вовсе дождаться подкрепления врага…

– Это и так ясно. – Бастард всплеснул руками, будто монарх, которому привезли опилки вместо дани. – Победа за нами, неплохая победа – твоя правда. Только нам маловато просто взять пару острогов! В Оксоле от нас ждут победы блестящей, безупречной. Мы не можем себе позволить такие потери, – размечтался бастард.

Худшие игроки в конкор пытались сохранить все ресурсы до победного. Именно потому и проигрывали девять раз из десяти. А на десятый им попадался точно такой же идиот, и там они состязались в глупости.

Как состязались в ней же сержанты и рыцари Восходов, пока земли Бато процветали. Бастард слишком боялся гнева бездарей.

– Я вижу, вы расставили телеги. Припасов хватит, чтобы переждать зиму. Нет нужды рисковать. В Ставнице…

Я выдержал его взгляд. Быть может, он догадался, что в Ставнице будет драка. А может, он постоянно трясся с тех пор, как согласился на мою авантюру.

– Не думаю, что за день что-то случится. – Такая вероятность действительно была. Все зависело от Барна. – К тому же когда война мешала торговле? Нур – проверенный человек, а его ремесленникам нужно золото.

«Не говоря уж о том, что стоит подыскать кузнеца из местных, этому ослу Канну и подкову не доверишь».

Бастард оглянулся, позабыв изображать из себя монарха, и сказал тише:

– Если с припасами что-то случится, кого-нибудь точно вздернут. – Он внимательно посмотрел на меня. – Я пойду на дно, и ты следом.

Трясется, как старый лист на ветру, хоть по виду и не скажешь, что кавалерист способен трусить. Я убрал керчетты в ножны и заверил:

– Думаю, чтобы кого-нибудь вздернуть, Тувиру сначала придется высунуться из Оксола. – Бастард едва кивнул. – Даже если в Ставнице дела пойдут худо, повешения начнут с рядовых.

В Воснии не брезговали любым видом убийства. При прочих равных именно повешения вызывали сакральный трепет. Видимо, куда веселее убивать безоружного и связанного человека. Я поднялся со скамьи, завернул свою подушку в одеяло, чтобы на ней не рассиживалась чья-нибудь задница. И сказал:

– Спите спокойно…

– Господин Эдельберт, – мрачно добавил он и наконец-то закончил меня отвлекать.

Еженедельно, будто пастор заблудшим душам, я доказывал ему, что заинтересован в успехе. Заинтересован куда больше, чем все его люди и, быть может, он сам. У бастарда не было надежды подняться выше без новой земли. Под флагом я пробыл год, бастард же служил более десяти.

Эта затея обречена на провал. В отличие от победы над Бато и захвата гиблых холмов.

Дорога к Ставнице

Скрипело колесо, а Керех никак не мог определиться с мелодией. Я упирался в его грязный плащ сапогом: места в телеге почти не осталось. Стоило поберечь силы: позади плелись люди Барна. Будто назло, только один из них прихватил лук. Капрал вечно спал или нес околесицу, когда прекращал пить, – и, конечно же, напрочь отказался пересидеть стычку в остроге. Вероятно, он полагал, что в посмертии будет вечно пьян, богат и окружен голыми женщинами.

Все о чем-то мечтали. Я пытался дочитать «Немую власть».

«Много городов я повидал, и неведомо, сколько еще впереди. За долгие годы странствий…»

– Все ноги болят, – заворчал Пульрих.

С таким весом настоящее чудо, что у него не надломились колени.

– А шопа у тебя не болит? – поинтересовался Бун, то и дело поглядывая в сторону Псов Гарготты.

– Болела, – с грустью вспомнил Пульрих, – когда по утрам выходили…

– Утро виновато!

– Биться надо лучше, вот и не будешь падать. Жопа у него пострадавшая, – глумился Васко, явно пытаясь произвести впечатление.

Пульрих за последние месяцы совсем присмирел.

– Да коли б только она, братцы. Я натоптышей таких в жизни не видал!

– Странно, что рот у тебя не саднит, – столько трепаться. – Я снова перевернул страницу.

«Из всех врагов лишь один остался непобежденным. О, как я был слеп! – сокрушался Финиам. – Мы виделись в предместьях. В низинах и холмах. На палубе, в море, на песках берега. Встречался я с ним, не зная имени…»

– О, город виднеес-ся!

– Проклятье, – выдохнул я.

Финиаму снова придется подождать. Полагаю, он не особо расстроится, в отличие от меня.

Мы вышли в низины, потеряв из виду лес. Теперь Барн может осмелеть: из острога не будет помощи.

– Да разве ж это город? – презрительно сказала Руш.