Право на одиночество

— Вот и Маша тоже была в шоке. Сначала она всё допытывалась, зачем я так жестоко над ней шучу, а потом, когда я уже начал драть на себе волосы и вопить, что я уже полтора года как не шучу, Маша вдруг тоже плюхнулась передо мной на колени и спросила, что же в таком случае я нахожу в ней привлекательного. Можешь представить себе такую картинку? Юноша и девушка стоят на коленях, и он рассказывает ей о том, какая она красивая, добрая, самая лучшая.

— Поверила?

— Ну… С одной стороны, Маша поняла, что я действительно не шучу, а с другой — поверить ей мешала собственная уверенность в своей уродливости.

— Кстати, откуда росли ноги у этой уверенности? Такое ведь просто так не возникает.

— Мама ей с детства это внушала. Очень расстраивалась, что дочка растёт пухленькой, ну и каждый день говорила Маше, какой она страшненький ребёнок. А потом дразнили в детском саду и в школе, да и парни за Машей никогда не увивались, вот она и уверилась в своей непривлекательности. Тем не менее, кольцо моё она взяла и сказала, что если за два года не передумаю — выйдет за меня замуж. Как ты понимаешь, я не передумал… Более того, я всячески пытался доказать Маше, что она ничем не хуже других, а во многом даже лучше. Комплексов у неё действительно стало поменьше, но, как это не смешно, всю жизнь она продолжала ненавидеть свою внешность и стесняться своего тела. Не любила загорать и купаться, потому что стеснялась, и даже переодеваться при мне не могла, хотя в моём взгляде уж точно никогда не было насмешки…

Я вздохнула. Да, и эти мысли были мне знакомы. Я тоже стеснялась и ненавидела своё тело… до тех пор, пока это не перестало быть важным. После смерти родителей такие вещи больше не волновали меня. С тех пор я никак не относилась к своей внешности — ну волосы, ну глаза, ну грудь… а красивое, или нет — какая разница? Разве может красивая грудь сделать меня счастливой?

— Там, на полке, есть фотография Маши. Если хочешь, посмотри.

Подойдя к снимку, я взяла его в руки и вгляделась в счастливые молодые лица. Рашидова я узнала сразу — худой и длинный, он властным жестом приобнимал стоящую рядом девушку. В его лице я увидела ту же силу и твёрдость, что и сейчас.

А вот девушка… Маша… Она робко улыбалась, смотря в камеру, и, глядя на неё, мне почему-то тоже хотелось улыбнуться. Кудрявые тёмные волосы до лопаток, светлые глаза — на чёрно-белом снимке непонятно, какого цвета, — нос картошкой, круглое личико с пухлыми щёчками… Я бы не сказала, что так сильно на неё похожа, но всё-таки какое-то сходство просматривалось. Едва уловимое, но тем не менее… А ведь это всего лишь снимок, а если мы похожи в жестах, голосе, движениях…

Поставив фотографию на полку, я вернулась к своему креслу. Но, проходя мимо столика, вдруг зацепилась носком за ножку и очень удачно шлёпнулась прямо на колени Рашидову.

От неожиданности мы оба оторопели. Я положила свои руки ему на плечи, готовясь встать, как вдруг поняла, что делать этого почему-то совсем не хочется.

— Да ты не ёрзай, — Мир рассмеялся, и мне вдруг показалось, что передо мной не этот взрослый, уже даже почти пожилой, мужчина, а тот молодой человек, которого я только что увидела на фотографии. — Чем тебе не нравятся мои коленки?

— Вообще-то нравятся, — честно призналась я. — Но…

— Наташ, — Рашидов вдруг стал серьёзным, — ну забудь ты об условностях. Нравится — сиди. И не думай ни о чём. Делай хоть иногда то, чего тебе хочется. Я понимаю, если бы это кому-то вредило, а так…

— Значит, делать то, чего хочется? И ты прям вот всё-всё мне разрешишь делать?

— Ну, ты покажи, чего хочешь сделать, и я расскажу, разрешаю или нет.

И тут я, вздохнув, отпустила все лишние мысли. Обняла Мира и прижалась щекой к его груди, устроившись на коленках поудобнее. В ближайшее время не слезу, пусть даже не просит!

Но вместо того, чтобы протестовать, Мир рассмеялся и тоже аккуратно обнял меня за плечи.

— Хочешь, я расскажу тебе какую-нибудь весёлую историю из нашего с Мишкой детства?

— Конечно, — ответила я, закрывая глаза.

Я так и не вспомнила, в какой момент уснула, сидя на коленках у ещё вчера чужого мужчины. Очнулась уже, когда меня клали в мягкую постель, причём явно не мою.

— А у меня там кошка, — пробормотала я, борясь со сном.

— Т-с-с. Спи, я завтра перед работой отвезу тебя домой, покормишь свою кошку.

Последним, что я почувствовала, был лёгкий поцелуй в щёку, а потом я уже провалилась в сон.

Проснувшись утром, я несколько секунд не понимала, где нахожусь. Пялилась на широкую постель, на огромный плазменный телевизор напротив, на комод, на незнакомый потолок… И на мужчину, сидящего рядом.

Быстро восстановив в памяти события вчерашнего вечера, я поняла, что, во-первых, осталась на ночь у Рашидова, во-вторых, он положил меня в постель не совсем голую, только платье снял, а в-третьих — ничего у нас ночью не было. Кажется, он тут и не спал, хотя на кровати явно можно было поместить ещё человек эдак пять…