Право на ответ

Глупость, конечно, и малодостойная. Потом я ушел. И пошел в кино, чтобы посмотреть индийский фильм. Фильм рассказывал историю двух соперничающих персидских царств, и в каждом был правитель, убивший своего близнеца, и правители тоже казались близнецами – ситуация невозможная, если это не был просто результат плохого освещения. Так что я заснул, а проснувшись, обнаружил, что сюжет обогатился еще и сестрами-двойняшками, которые как раз появились, каждая по отдельности, не узнавая друг друга, чтобы влюбиться в близнеца-узурпатора или в узурпаторов, ибо отличить их было трудно. Через два часа сюжет стал устаканиваться и сгущаться, и я ушел. Какое-то время я пил в гостинице «Адельфи», а потом пошел искать вечернюю трапезу на Багис-стрит. И там, уже не удивляясь, я опять встретил Лена.

Китайский ресторанчик оказался грязноват, но кормили там вкусно. Я с удовольствием поорудовал палочками за бутылкой ледяного «Карлсберга», а потом заметил другого белого, уединившегося за соседним столом, который постился пустым рисом с яичницей из одного яйца. Человек мрачно кивнул и сказал:

– Коломбо, вот где это было, гостиница «Маунт Лавиния».

– Правильно, – откликнулся я, – как раз перед Рождеством, Лен, – прибавил я, чтобы показать, что и в самом деле помню.

Лен перенес на мой стол рис с истекающей на него глазуньей и попросил еще один стакан воды, на этот раз действительно холодной. «Лицо святого у Эль Греко», – подумал я, но на этот раз я смог быть точнее, да, персонаж Эль Греко, вне всякого сомнения, но именно тот, кто раболепно склонился под хлыстом Христа на картине «Изгнание торгующих из храма» в национальной галерее. Все там выглядят добрыми людьми – худыми и работящими, бородатыми и мудрыми, – и никто не видит ни денег, ни товара. Так или иначе, у Христа не было никакого права там оказаться, потому что за аркой на заднем плане видны дворцы Гранд-канала Венеции. На этой картине тощий человек поднял взор к небесам, водрузив на голову пустую корзину, и у Лена такое же лицо.

– Как дела? – спросил я, терзая жареную свинину.

– Они следят еще пристальнее, – сказал он. – Я видел пару в аэропорту в Лондоне, крупный мужчина в пальто. Но мы еще повоюем. Еще годик, скажем, и уйду на пенсию.

– На пенсию?

– Да ничего в этом такого, как мне видится. Мы все заслужили немного отдыха. Мы исполняем свой долг, так или иначе, предоставляя людям то, что они хотят, в сущности, это суть профессии нашей, или искусства, или религии, как мне видится. Как и вам.

Он зачерпнул полную ложку риса и хвостик глазуньи и мрачно залил все водой. За окном радостный гомонливый мир жил как ни в чем не бывало.

– И чем же вы на самом деле хотите заняться?

– Как вам сказать, я подумываю об изучении религии и всякого такого. У меня никогда не было времени для этого, и к тому же именно религия, как ни смешно, привела меня к этой работе, до определенной степени, конечно.

– Вы имеете в виду опиум для народа? – спросил я.

Лен скукожился, еще сильнее сгорбился, и сказал, пришептывая со свистом и выпучив глаза:

– Не так громко. Мы же не знаем, кто нас слушает. Вон тот, например. – Он повел плечом в сторону китайчонка лет семи или около того, шумного, капризного мальчика в полосатой пижаме, который смеялся, открывая пеньки зубов, и ни в какую не соглашался идти спать. – Они вокруг нас. Они повсюду.

– Извините, – сказал я.

– Я всегда говорил, что вы человек искренний, – кивнул Лен.

Мы оба скосили глаза на это «всегда», что пришлось в мою тарелочку с жареной солью, но решили оставить как есть.

– Но нельзя же быть вполне искренним с теми, кого не понимаешь. Нет, – сказал он, – это была религия, но иная. Вы слышали о писателе Грэме Грине?

– Я даже обедал с ним, – сказал я, – в «Кафе Рояль». Дело было в пятницу, и мы оба заказали рыбу…

– Интересно, – сказал Лен без интереса. – Очень интересно. Но я подумал о его книгах, а не о нем самом. Это то же самое, как с Шекспиром или Байроном, если вы меня понимаете. Так вот, я читал его книги по мере выхода, и все еще читаю, и кажется мне, он говорит, что можно подняться к Богу вплотную, только если по-настоящему опуститься в настоящую грязь, фигурально выражаясь. Не то чтобы, – сказал Лен, – я согласен с тем, как Бог создал мир или разрушает его, коли на то пошло, но меня поразило, что Он вездесущ, и тогда Он заслуживает пристального изучения, фигурально выражаясь. Так или иначе, я раньше занимался страхованием, и вполне сносно. Но эти книги заставили меня увидеть, что этого недостаточно. Это не ведет ни к чему из того, что на самом деле важно – ну вы понимаете, грех, и наказание, и абсолютная реальность, и прочая дуристика. Это ведет тебя к тому, чтобы прожить всю жизнь в недорогом доме, и к посиделкам в саду по субботам, и к холодному мясу на ужин после выпивки вечером в воскресенье. И уводит от всего стоящего. Так что я вышел из бизнеса. Жена рассвирепела поначалу, но теперь она думает, что я посредничаю для фирмы зубных щеток. Чуть туманно, но женщинам нельзя открывать тайны.

– Не хотите ли сигарету? – спросил я, доев.