– То есть вы признаете? – уцепился мистер Радж. – Признаете, что я потерпел неудачу? Я полагаю, вы не можете это отрицать. Поскольку ваш отец теперь лежит в гробу, как вы говорите, а гроб стоит тут поблизости, в соседней комнате? Ах, будет вам, эта глава завершилась. И сегодня вечером вы займете свою старую кровать, которая, по счастливой случайности, теперь застелена чистыми простынями, а кровать вашего отца останется нетронутой, неся на своем матрасе следы мертвеца и его невоздержанности.
– Я могу спать и здесь – вот в этом кресле. Ничего не имею против.
– Вы пытаетесь сделать вид, мистер Денхэм, будто ничего не переменилось, но вы знаете, что это не так. Не стоит упрекать в притворстве других, если сам так много притворяешься. Я найду ночлег где-нибудь еще. Только преданность вашему бедному старому доброму мертвому отцу удерживает меня от этого.
– А мне помнится, вы рассыпались в благодарностях.
– Да, конечно, я и был благодарен. Я был неприкаян, но этот дом очень скоро стал, в сущности, и моим домом, мистер Денхэм. Это я принял вашего отца в свое лоно, а не он принял меня в свое. – Мистер Радж насупился, а потом беспокойно затряс головой. – Я был собран и ответствен. Я готовил и стелил постели. А потом та женщина, что здесь прибирала иногда, увидела, что «в доме поселился негр», и сказала, что ноги ее здесь больше не будет, поскольку все негры непременно грязнули – ведь они черные. И я делал все сам, мистер Денхэм, без единой жалобы. Теперь я могу уйти. Следует наконец приложить усилие, чтобы установить контакт. – Он поднял бутылку с бренди к лампе и сощурился, разглядывая ее на просвет. – Это надо допить, – сказал он. – Я купил его для вашего отца, но ему оно больше не нужно.
Пренебрегая стаканом, он начал пить прямо из бутылки. Я восхитился и сказал:
– А вы многому научились с тех пор, как приехали в Англию.
– О да, – выдохнул мистер Радж, опуская бутылку. – Мой английский улучшился, как мне кажется. Хотя вы, наверное, станете уверять, что я использую слова в их неверном значении. Ну это мы еще посмотрим.
Внезапно мистер Радж принялся быстро маршировать, нелепо размахивая руками: бутылка – в одной, пистолетик – в другой. Он осклабился, демонстрируя мне две безупречные белоснежные шеренги зубов, ни единого разрыва в строю. Он нахмурился так, что вся верхняя часть его лица покрылась морщинами. А потом он разразился чем-то вроде ритмической рапсодии, составляющими которой были английские слова, но сам язык был низведен, подобно телу моего отца, очень быстро низведенному к простым, ничего не означающим элементам, лежащим бок о бок, но никак не связанным совокупностью смысла.
– Заткнись. Заткнись уже, – сказал я. Хватит с меня абракадабры на сегодня. – Заткнись.
Тут зазвонил телефон. Мистер Радж оцепенел и сказал, наставив на меня бутылку:
– Если вы ответите, мистер Денхэм, то я буду вынужден застрелить вас.
– Что за гребаная дурь. Пропустите меня.
– О нет, мистер Денхэм, вы не должны слушать подлые поклепы. Не должны слушать тех, кто во всем обвиняет меня.
Телефон хрипло и настойчиво трезвонил, а я не мог пройти мимо вооруженного плащеносного мистера Раджа.
– Пропустите меня, – повторил я, – я должен ответить, вы, безмозглый ублюдок. Это, наверное, моя сестра.
Никакие дальнейшие вторжения реального мира мне были уже не страшны – реальный мир, одетый в плащ и совершенно сбрендивший, преграждал мне путь.
– Если это ваша сестра, то тем более не отвечайте. А то вы начнете меня оговаривать, скажете, что я во всем виноват, и подлые поклепы расползутся дальше.
Он встал в узком дверном проеме, полный решимости застрелить меня из бутылки, пистолет вяло сжимала другая рука. Я попытался было отпихнуть его правым плечом, но мистер Радж стоял как вкопанный.
– Нет-нет, мистер Денхэм, не бывать этому. Вскоре телефон прекратит свои домогательства, и тогда мертвый снова почиет в покое.
– Безмозглый гребаный дурак! – сказал я. – Не смейте командовать мной в моем собственном доме. Я сейчас на вас чертову полицию натравлю.
– Вы сейчас разговариваете, как тот чертов пастор. Все чертыхаетесь и богохульствуете. Но я прощаю вас, ибо вы потеряли голову.
– Чертов безмозглый черномазый ублюдок!
Телефон умолк, словно подавившись этими словами.
– Итак, – сказал мистер Радж, – вы тоже думаете обо мне как о черном и, соответственно, презренном человеке, вроде того негритянского певца из Вест-Индии. Хорошо, мистер Денхэм, я достаточно вам услужил. И теперь убираюсь прочь. Теперь вы еще скажете, наверное, что я недостоин белого братства? Это уж совсем ни за что ни про что. Мы больше не станем
Мистер Радж посмотрел вниз, на свою правую руку, увидел, что в ней, лучезарнейше улыбнулся, а потом мягко опустил бутылку на пол.
– Да, безмозглый, – сказал он. – И черномазый. Но не ублюдок! Мой такой же безмозглый и весьма приятный во всех отношениях брат из Греевской школы барристеров может предъявить вам все наше фамильное древо. Ублюдков в нашем роду не водилось.