Право на первую пулю

– А кто ж его знает… Автоматная пуля вроде бы мелкая, а шасси повредила. Как прилетели, только тогда это и обнаружили. При взлете все в порядке было, шасси целое. А как на посадку пошли, бортмеханик и заметил, что мы при полете шасси потеряли. Короче говоря, мы на корпус садились. На траву. Переднее шасси не выпустилось. Летное поле почти перепахали. Удивительно, как только оставшаяся ракета не взорвалась! Второй пилот впервые такую посадку проводил. И к тому же без подстраховки первого. А первого в кресло посадили, ремнем пристегнули. Так и долетел. Только теперь кресло менять придется. Оно все в крови.

– Как фамилия командира экипажа? – Генерал вытащил из кармана гражданского пиджака блокнот и авторучку, желая записать. – К награде его надо представить.

– Спиридонов. Майор Спиридонов… Ваш, товарищ генерал, однофамилец. Но у вас фамилия распространенная. А зовут его Михаил Васильевич.

Я все ждал, наблюдая за генералом, когда задрожит его рука, сжимающая авторучку. Но рука даже не дрогнула. Видимо, воля у Василия Васильевича была железная.

– Он все мечтал со старшим братом встретиться и прощения у него попросить… – сказал я тихо. – Но вот не получилось…

И только после этих моих слов рука генерала не задрожала, а ходуном заходила над страницей блокнота.

– Откуда вы-то это можете знать, – неожиданно генерал прекратил свое уже привычное «тыканье», но вежливее и корректнее от этого не стал. Его фраза прозвучала почти грубо, с заметным раздражением.

– Мы с ним как раз по этому поводу разговаривали перед вылетом, – сообщил я.

– А он вам не сказал, кто его брат?

– Нет, к сожалению, не сказал. Или постеснялся, или брату не желал навредить чем-то…

– Почему «к сожалению»?

– Потому что и сообщить некому, – нашел я подходящее случаю объяснение случайно сорвавшемуся с языка слову.

– А причину ссоры не объяснил?

– Никак нет, товарищ генерал.

– Именно это ты собирался мне сообщить?

– Так точно. Именно это.

– А чего ради? – с подозрением спросил генерал Спиридонов. Я понял, что он сам чувствовал себя неуютно из-за той бытовой ссоры с братом и выставлять ее на общее суждение не хотел.

Я промолчал, не ответив на вопрос.

– Ну ладно. Вы тут обговаривайте с подполковником все мероприятия на завтра, а я пойду, – Василий Васильевич поднялся со стула, поправил брючный ремень на животе. – Мне еще нужно данные Андрея проверить – все ли он правильно рассчитал. А потом еще кое-какие дела следует сделать. Завтра в девять утра попрошу прибыть на погрузку. Автобусы подъедут к палаткам… Тебя, товарищ подполковник, я у себя жду. Предварительно позвони. Я или в гостинице буду, или у инженеров в палатке. Но ты же на машине, быстро меня найдешь.

– Ты ему, майор, про его брата рассказал? – спросил Ягужинский, едва в коридоре стихли удаляющиеся тяжелые шаги генерала.

Обманывать я уже устал. Устал выкручиваться.

– Так точно, товарищ подполковник. Про его родного младшего брата.

– Генерал прав. Надо бы к награде майора представить и к очередному званию. Как ни суди, а погиб он при выполнении боевого задания. И сбитый «Байрактар» можно ему же приписать. Ты, надеюсь, не будешь возражать. Тебя и без этого «Байрактара» отметят… Обещаю…

– Не буду, товарищ подполковник, – ответил я. – А майор Спиридонов еще и машину управления беспилотником уничтожил. Ракетой.

– А из-за чего ссора-то у братьев произошла? – словно бы между делом поинтересовался Ягужинский, но я успел заметить искру любопытства в его глазах. Это мне не понравилось. Не то чтобы я подполковнику не доверял или считал его болтуном, который разнесет новость по всем инстанциям. Просто это дело не касалось напрямую меня, следовательно, подполковника Ягужинского оно не касалось тем более. Чужие секреты я хранить умел, хотя большого секрета в причине ссоры двух братьев я и не видел.

– Не в курсе. Михаил Васильевич тоже, как и наш генерал, первому попавшемуся человеку доверяться не захотел. Не рассказывал.

Не знаю уж, поверил мне подполковник Ягужинский или нет. Скорее всего, поверил. Я, помнится, сам удивился, что майор Спиридонов начал делиться сведениями о личной жизни. Но потом понял, что ему просто необходимо было кому-то постороннему излить душу. Вот тут я и подвернулся.

Глава пятнадцатая