Право на счастье

Хорошо, что хоть мамы дома не было, не видела она Вику такую. Мама пришла поздно вечером, когда Вика уже спала. Я тогда уже её уложила, рвоту за ней в коридоре убрала, даже вещи её уже выстирала, но мама всё равно всё поняла. Вот только зашла в нашу комнату, посмотрела на Вику и всё поняла. Плакала потом на кухне, а я её чаем отпаивала.

Вика пережила маму всего на полтора года. Она, так же, как отец, пила запоями. Неделю пьёт, потом утром, мучаясь от похмелья, слово даёт, что всё, не будет больше. А потом опять срывается… срывалась…

Мы так и не узнали с мамой, кто отец Алёши. Вика нам так и не сказала. Я сразу поняла, что Вика беременная. У нас с ней цикл одинаковый был. Да и токсикоз у неё сильный был. Только он и держал её от пьянства. Вика на запахи очень чувствительная стала. Мы с мамой нарадоваться не могли, надеялись, может она совсем бросит пить. Не бросила…

Через полгода сорвалась. Напилась и уснула в парке, на скамейке. Хорошо, что лето было, не замерзла ни она, ни Лёша.

Вот тогда её и лишили материнства. Хорошо, что когда за Алёшей из органов опеки пришли, Татьяна, соседка наша пришла, она телефон мой знала, позвонила. Мама тогда в больнице была. Врачи ей тогда диагноз сказали, рак. Тогда же сразу и сказали, что ей недолго осталось. Оперировать поздно было. Полгода, максимум год они ей дали. А мама, как услышала, что Алёшу в приют забрали, сказала:

– Жить буду, сколько Бог даст! Но мне теперь нельзя ещё умирать.

Бог дал маме прожить ещё два года. Я успела техникум закончить, опеку над Алёшей оформить. Это Татьяне спасибо надо сказать! Она меня знала, помогла.

Вика только через два месяца поняла, что мамы нет. Она тогда в запое была. На похоронах была, но совсем не понимала, на чьих.

Сама ко мне пришла. Лёшку увидела и на колени упала. Я её тогда даже в клинику отвела, закодировала от пьянки. Она сама попросила, сказала, что иначе не справится. Больше года Вика не пила. Даже с мужчиной стала жить. Шуриком из соседнего дома. Лёшку они стали на выходные брать, когда Вика уже полгода не пила. Он, знал, что она его мама. Называл её "мама Вика", а меня "мама Ника". Я, когда первый раз Вике с Шуриком на выходные Алёшу отдала, места себе не находила. Весь вечер у них под окнами просидела, в кустах, чтоб они меня не видели. Никак поверить не могла, что всё хорошо будет.

Вот там, в тех кустах меня и застал Митя, точнее, его Мухтар. Митя вышел выгуливать Мухтара, вот Мухтар и сделал свои дела мне в кроссовки. Животное же не виновато, что там, где надо лапу задирать, стоит кто-то. Митя долго извинялся, потом до дома меня проводил. Мы встречаться с ним начали, я сразу всё честно ему про Лёшку рассказала. Он не против был.

В тот вечер Вика пришла за Лёшей радостная, возбуждённая вся.

– Вика, ты чего такая?

– Ника не начинай! Какая "такая"?

– Взбудораженная вся.

– Нормальная я! Не придирайся.

– Вик, ну я же вижу. Хочешь, я не пойду сегодня никуда? Посидим, чайку попьем. Ты ночевать у нас останешься. Знаешь, как Алёша рад будет.

– Ника, ты не забыла, что это я старшая сестра? Так что выключай режим "наседка" и иди в свой ресторан!

Ох, зря я тогда не прислушалась к своим подозрениям. Ведь знала же, что такое настроение, без повода радость и возбуждение, у Вики всегда было перед её запоями. Не верила я тогда, что Вика опять, спустя столько времени, сорвётся в запой. Ведь хорошо же всё у неё было. Работу нашла, Шурика, собиралась Алёшку себе возвращать.

Не надо было мне тогда Вику из дома выпускать и в ресторан идти. Ну, подумаешь, закрыла бы дверь на ключ! В первый раз что ли? Я всегда так делала, когда надо было Вику остановить и вывести из запоя.

Я и сама тоже взбудораженная была. Митя тогда меня в ресторан пригласил. Повод придумал – семь месяцев, как мы встретились. А на самом деле он мне тогда в ресторане предложил замуж за него выйти. Красиво так всё придумал. Кольцо подарил, с голубым камешком, сказал, что у меня глаза такого же цвета. Придумал, конечно, камешек ярко-синий был, а у меня глаза блёклые, не понять серые или голубые.

Я согласилась.

Мы уже к дому подходили, когда я увидела мигалки полиции и скорой. Стояли они у подъезда, где Вика жила.

Я не помню, как в их квартире оказалась.

Было много людей, мне что-то говорили, спрашивали. Помню только, много крови. Кровь была везде: на кухне под столом с бутылками.

Бутылки? Откуда они там? Вика же с Шуриком не пьют.

В прихожей на полу большая лужа крови, на стенах. Это кровь одного человека? Или…

Внутри меня всё каменеет.

На двери в спальню отпечаток руки. Ярко-красный на белом.

И вдруг я чувствую, что меня обхватывают детские ручки. Лёшка плачет и молчит. Почему он молчит? Кровь? Почему у него на ручках кровь?

– Лёша, где больно?

Он только плачет и мотает головой.

Мне потом уже в полиции рассказали, как всё было. Полицию, кстати, соседи вызвали, когда услышали пьяный скандал. В кои-то веки полиция приехала во время. В том смысле, что Шурик в пьяном угаре не успел убить ребёнка.