Право на тебя

Трогает ладонью меня за живот с намёком. Опускаю голову, чувствуя, как наворачиваются слёзы. Он тут же пальцем цепляет мой подбородок и вскидывает его вверх.

– Не плачь, – по лицу его проходят судороги, словно он испытывает боль в стократ хуже моей, – все у нас будет, только об одном прошу.

Молчит.

– Доверяй мне, кошечка, – и целует.

Нежно, давая мне власть над собой. Я слышу грохот. Это падает мой последний бастион.

* * *

Пью чай и наблюдаю за тем, как играют желваки на челюсти Саида. Он говорит с юристом, который ведет наше дело против Антона. Не вслушиваюсь, но понимаю, что возникли какие-то трудности.

– По поджогу понятно, – сжимает переносицу, – что насчет аварии? Доказать как-то можно?

Собеседник что-то отвечает, мужчина поджимает недовольно губы.

– Угрозы? – хмурится, – подниму камеры и записи, может, найду что-то. Давай, звони, как прояснится.

И бросает телефон после сброса вызова на стол.

– Что-то не так? – спрашиваю и трогаю его при этом за руку.

Хочу оказать ему поддержку, любую – моральную, физическую. Он улыбается, притягивает меня со стулом вместе поближе к себе и целует ладонь.

– Все решаемо, кошка, – выдыхает как-то устало, под глазами темные круги.

И тут у меня в голове щелкает тумблер. Как же я могла забыть. Вскакиваю, как угорелая, бегу в коридор. Наклоняюсь и с облегчением обнаруживаю, что была права, мой телефон на месте. Достаю с видом победительницы и показываю выскочившему за мной следом жениху.

– Мой телефон! – кричу радостно, а затем поясняю ему, – тут же все – и сообщения с угрозами, и наши фотографии через окно. Причем Антон же даже не скрывался иногда – прямо со своего телефонного номера кидал их.

Брови Севиева приподнимаются, он забирает у меня телефон, включает его и пролистывает все мессенджеры.

– Умничка моя, – выглядит довольным, целует меня заботливо в лоб, – пойду юристу отзвонюсь, пусть решает.

Отходит в спальню переговорить. Только я собираюсь вернуться на кухню, как раздается трель дверного звонка. Смотрю от греха подальше сначала в глазок, но вижу там только Наталью. С недоумением открываю ей и вижу ее заплаканное и опухшее лицо.

– Рита, – всхлипывает жалобно и плачет, рукавом вытирая слезы на щеках, – помоги мне.

Я пару секунд стою в ступоре, а затем, коря себя за мягкосердечность, впускаю ее. В конце концов, ничего плохого она мне не делала. Не ее вина, что влюбилась в мудака из гнилой семейки.

– Проходи, – приглашаю внутрь, закрываю дверь.

– Я ненадолго, Рит, – глубоко дышит, пытается взять под контроль эмоции, чтобы что-то сказать мне, – насчет Антона. Прошу тебя…

И снова громкий плач, плавно перетекающий в истерику. С комнаты выглядывает Саид, хмуро смотрит на нас, а я глазами прошу оставить нас наедине. Он понятливо кивает и скрывается в недрах нашей квартиры. И я ему за это благодарна.

– Воды? – тяну ее на кухню и наливаю ей в бокал, протягиваю.

Она принимает его и судорожными глотками выпивает до дна.

– Я без него не смогу, – смотрит на меня своими заплаканными глазами, пытается взять за руки.

– Что ты от меня хочешь? – поглаживаю ее ладошки, сочувствуя, ведь малыш ни в чем не виноват.

– Ты же можешь как-то повлиять на своего мужика, – косится взглядом в сторону выхода из кухни, так, будто сейчас сам черт зайдет в двери, – я не сильная, Рит, совсем не такая, как ты, ребенка одна не потяну. А что будет с нами, – поглаживает плоский живот, – если Антона посадят надолго? А если пожизненное?

Ее страхи мне понятны, но простить парня за покушение на Саида и Риту не могу, вот если бы был в нашей жизни только поджог…

– У него отец есть, – возражаю, – и семья, они не бросят ребенка, помогать будут, родная кровь все же.

И на этом моменте ее прорывает. Она закрывает ладонями лицо и стонет, практически завывает. Усаживаю на стул, не знаю, что сказать ей.

– Меня уволили, – слышу сквозь ее завывания.

– В смысле? Шеф? – мои брови удивленно приподнимаются, не ожидала от него такого, ладно я, но Наташка то чем им помешала?

– Да, – всхлипывает, убирает руки, лицо совсем уже, как помидор, – отец Антона вообще сказал, что внук от подзаборной шавки ему не нужен. Это я цитирую, если что. Боже, что же мне делать…

Раскачивается, облокачиваясь о спинку стула.

– У меня есть накопления, – неуверенно начинаю говорить, – я могу тебе с деньгами помочь.

Другого варианта ей предложить не могу. То, что она просит, зависит не от меня. Юля из-за действий семьи Пархоменко потеряла память, у Саида проблемы с ногой, так что ничем помочь не могу больше. И не хочу, как бы жестоко это не звучало. Мужчина мой прав, мне следует отныне думать только о нашей семье.

– А с полицией? – смотрит на меня с надеждой.

Я задерживаю дыхание, но отрицательно качаю головой. Не имею права просить о таком. Его действия могли привести к смерти дорогих мне людей.

– Понятно, – резко цедит Наталья, слезы высыхают, будто их и не было, даже взгляд становится циничным, – тварь!

После оскорбления пулей вылетает из кухни, надевает обувь и громко хлопает металлической дверью, отчего в ушах у меня неприятный звон. Выхожу следом из кухни, но ее уже не застаю.