Право на убийство

Подобное, как я уже говорил, проделывали со мной в Балхаше три с лишним года назад. Только тогда, в 1976-м, манекен нарядили в форму американского летчика. Мол, его, тяжелораненого, взяли в плен наши союзнички то ли в Никарагуа, то ли на каких-то островах и передали в Центр. Тогдашним заданием предусматривалось сначала обыскать этого парня, якобы измордованного неквалифицированным допросом третьей степени, а потом прикончить, чтобы не мучился. Такие милые забавы. Некоторым, особо чувствительным, даже предлагали прополоскать покойнику кишки — вдруг сожрал пилот что-то ценное перед тем, как угодить в плен! И никто, поверьте мне, не усомнится в необходимости такой процедуры, никто сгоряча не раскинет мозгами, что, если бы американец и проглотил какую-нибудь важную цидулку — то давно бы вывалил ее во время длительного перелета в Союз!

Но сейчас, наверное, задание будет простое — мол, аккуратно прикончить, да и точка.

Так и случилось.

Как только стемнело, группу «Z» в полном составе собрали у коттеджа. В тот вечер Кавказцу пришлось первым «привести приговор в исполнение».

— Работать сегодня будем с холодным оружием! — приказал Иванов и кивнул на манекен, прислоненный к стене дома.

Кавказец без раздумий бросился вперед и проткнул десантным ножом чрево «приговоренного». Сразу видно — парень, как все горцы, в ладах с булатной сталью.

Манекен начал сползать по стене. Из распоротого брюха потекла кровь, полезли внутренности.

Клянусь: все это было подстроено специально, чтобы еще раз как следует пощекотать нервы «Первого». Беднягу-полешука, постоянно находившегося рядом со мной, чуть не стошнило. И когда сразу после этого он услышал свой порядковый номер — мгновенно лишился чувств.

Заставлять его не стали. Объявили «Четвертого».

К тому времени совсем стемнело, и уралец, конечно же, не мог заметить, что «смертник» не шевелится и не собирается оказывать сопротивление. Удар пришелся в самое сердце. Довольный собой гэбэшник с гордо поднятой головой вернулся к «членам жюри», один из которых, наверняка представитель той же Конторы, в знак солидарности крепко пожал ему руку.

Настала моя очередь. Не стану кривить душей — хотелось выкинуть какой-то очередной фокус, например, метров с двадцати метнуть нож в горло «приговоренного», но я сдержался и сделал как все — подошел к манекену и с улыбкой на устах проткнул его ножом. Как ни в чем не бывало вернулся на свое место. Ни один мускул не дрогнул на лице.

И судьи по достоинству оценили настоящий профессионализм. Как я узнал впоследствии — за хладнокровие в тот вечер мне снова поставили наивысший бал.

Через несколько дней пришла пора подводить итоги. Учитывалось мнение всех: профессоров, «членов жюри», лично Ивана Ивановича, самих спецназовцев. Каждому члену группы «Z» предложили определить места в табели о рангах всех «номинантов» на звание лучшего головореза Советского Союза. Себя просили на пьедестал не возводить.

Я отдал первенство уральскому следопыту, за ним поставил Кавказца, третья позиция, ясное дело, досталась белобрысому полещуку. Все остальные соискатели наград поставили на первое место меня. Так же поступили почти все Профессора. А вот «члены жюри» высказались против, отдавая предпочтение «гэбэшнику». Разрешил ситуацию в мою пользу голос Иванова…

В то время начальник центра казался мне если не жутким стариком, то пожилым человеком — точно. Как же, сорок шесть — это чуть ли не полвека. И только сейчас я понимаю, как молод он был и какое высокое положение занимал, несмотря на свой возраст.

Всю жизнь я буду жадно ловить скудные крохи случайных сведений об этом загадочном человека, но так и не выясню до конца даже его истинную фамилию…

24

После прогулки моего «товарища» распарило. Он сбросил фуфайку, «адидас», даже тельняшку, и начал интенсивно приседать посреди камеры, резко разводя в стороны мускулистые руки.

Сидя на нарах, я залюбовался его фигурой. Бугры мышц сильно набухали, когда он сгибал руки в локтях, грудь разворачивалась, как меха аккордеона, — атлет, да и только! В его глазах заблестела лукавинка — предвестница интеллекта, и я не впервые уже засомневался, что этот мужчина может быть таким отморозком, каким мы представляли его, исходя их агентурных данных.

В жизни я встречал немало бандитов, как рядовых, так и высокопоставленных. На лицо каждого из них профессия наложила отпечаток — здесь я сторонник профессора Ломброзо. И смыть этот отпечаток они не могут, как ни стараются. В последнее время лидеры питерского криминалитета стали заводить собственных имиджмейкеров, одеваться у самых известных кутюрье, но этим они смогли обмануть разве что самих себя. Опытный оперативник сразу определит уголовника, в какие бы одежды он ни рядился.

Мисютин был прекрасным артистом. Его лицо то вдруг выказывало злобу и ненависть, то принимало выражение отрешенности и благодушия. Иногда оно становилось сосредоточенным и мудрым. Особенно когда Барон забывал о моем присутствии и, увлекшись, на время становился сам собой. Как, например, сейчас, во время физпроцедур.