Право на жизнь

Тем же вечером, в землянке, Ван все же рассказал, что произошло шесть лет назад, и как торгаш сумел выжить. Последний выстрел, прозвучавший из подворотни, предназначался лишь для помощника Барыги. Самого же работорговца Счетчик убивать не стал – посчитал это слишком легкой смертью для своего мучителя. Прикладом винтовки он раздробил ему колени и оставил там же, подыхать. Каких сил стоило Барыге выжить, как ему удалось спастись, – это знал только он сам. И секрет свой унес в могилу – Ли в тот вечер на острове все-таки разыскал торгаша и отдал свой долг сполна.

Глава 6 Волки

К завершающему этапу боевой подготовки полковник решил приступить только тогда, когда большинству членов группы исполнилось семнадцать. Он посчитал, что этого достаточно для окончательного превращения молодых волчат в матерых хищников. Ребята к тому времени уже начали входить в тот возраст, когда постепенно встает на место и начинает работать в нужном направлении мозг, оставляя в стороне всю шелуху и максимализм юношеских лет, многие из них уже регулярно ходили в рейды на поверхность, могли похвастаться хорошей добычей и не одним мутантом на собственном счету.

В один прекрасный день Родионыч, вышагивая перед строем своих подопечных, произнес такую речь:

– Настало время, друзья мои, перейти к завершающему этапу обучения. Теперь я буду учить вас не драться – я буду учить вас убивать. Убивать и выживать. Запомните самое основное правило: или – ты, или – тебя, третьего не дано. С этого дня условия наших тренировок станут максимально приближены к боевым. Никаких макетов – оружие будет настоящим. Никаких послаблений – выкладка до предела и сверх предела возможного. Никакого условного противника и условной опасности – мы будем работать на местности, нашим противником будет обитающее там зверье и выродки, и не дай бог вам оплошать, забыть или не успеть применить то, что я вложил в вас за эти десять лет. Все то, чему я учил до сих пор, – был только спорт, не более. Теперь же все будет гораздо серьезнее.

И начался ад.

Первое, что сделал полковник, – устроил своим воспитанникам тотальный террор. Одного его, конечно, на всех не хватило, и он привлек к этому не только своих прямых помощников – Германа, Айболита и деда Миху – но и большую часть мужчин Убежища. Это был самый настоящий кошмар! То удавку сзади на шею накинут и придушат слегка, то растяжку слабенькую при входе в родной отсек поставят – безвредную, чтоб только напугала, а то пинка отвесят тогда, когда этого меньше всего ожидаешь. Или идешь ты, к примеру, по коридору, а из двери отсека что-нибудь увесистое вылетает – и прямо в голову… И уж о таких невинных шутках, как ледяной душ в постель поутру или нежданно прилетевший со стороны подзатыльник вообще говорить не приходилось. Это раздражало, выводило из себя, бесило, но и… концентрировало. Это повышало внимание, заставляло предчувствовать опасность, предугадывать ее, находиться все время, все двадцать четыре часа в сутки в предельном напряжении, в боевой готовности. Спустя несколько месяцев этого круглосуточного террора воспитанники, казалось, чувствовали угрозу уже тогда, когда мысль еще только зарождалась в изворотливых умах их воспитателей. Они даже во сне ожидали любой подлянки, и сон стал теперь настолько чуток, что Данил порой вскакивал даже от взгляда, который бросал на своего любимого внука проснувшийся среди ночи дед.