Лес постепенно начал оживать. Лес полнился звуками. Шелестом, вздохами, птичьими голосами. Птицы, как всегда об эту пору, робко пробовали голоса, словно бы даже и стеснялись. По мере того как светлело небо, прибавляя розового цвета облакам, голоса птиц крепли, в посвистах прибывало уверенности.
Колосов прислушался к лесу, подумал о том, что теперь им, видимо, надо сменить маршрут, взять севернее. Этот путь длиннее того, который они наметили в отряде, но он казался старшине более надежным. Севернее и леса поглуше, и лесные массивы поболее.
Старшина поднялся, разбудил Пахомова. Колосов укутался от комарья в плащ-палатку, сразу же и уснул, наказав сержанту разбудить себя через два часа.
XXIV
— Ахметов, едрена вошь, слышишь, Ахметов?
— Чего ты?
— Господи, вставай же! Проспишь царство небесное!
— Ну.
— Ну-ну, дугу гну. Слышь, чего узнал-то?
— Говори, э.
— Командир наш уже здесь.
— Где?
— В госпитале, где же.
— Откуда знаешь?
— От верблюда. Я тут чудика одного встретил, в штабе он околачивается, от него и узнал. Самолетом нашего лейтенанта сюда доставили. Стромынского тоже.
— Хорошо, э.
— Ну, ты и валенок, Фуад.
— Какой валенок, да? Почему валенок?
— Какой, какой… Сибирский… Тупой.
— Чего говоришь, да?
— То и говорю, что до госпиталя здесь всего семь кеме.
— Чего?
— Того. Семь километров всего и ходу. В хорошем темпе. Час туда, там чуток, час обратно, соображаешь? Просто, как в кассе: отдал деньги, получи чек. Три часа всего делов-то. Зато командира увидим.
— Смыться хочешь?
— А что?
— Готовность объявлена, да.
— Три часа, говорю, делов-то.
— Отпроситься бы.
— У кого?
— Старшине сказать надо, да.
— Старшину беру на себя, понял? Ты пока разбуди ребят, организуйте кой-чего.
— Чего?
— Не с пустыми же руками в госпиталь попремся.
Не прошло и десяти минут, Рябов растолкал Колосова, стал усиленно искушать старшину.
Проспав почти двое суток, Денис поднялся раньше всех, «смотался», как он сказал об этом Ахметову, к хозяйственникам, обновил форму, получил в штабе документы, ордена, медали. Вернулся «при параде». Разбудил Ахметова. Уговорил товарища навестить командира.
Колосову говорил все то же. О том, что отдыхать разведчикам разрешено неделю. До госпиталя семь километров. Обернутся они часа за три.
Старшине хотелось увидеть Речкина. Но он понимал, что самовольный уход даже ради такой благородной цели чреват осложнениями. Немцы вот-вот должны были начать наступление. Объявлена готовность. В прифронтовой зоне установлен особый режим. В районе расположения штаба фронта тем более.
— Погоди, Денис, не дави на психику, — осадил старшина подчиненного. — Слишком просто получается.
Понимал Колосов, что остался за старшего в группе, следовательно, и ответственность за всех вместе и за каждого в отдельности лежала на нем. Не забывал о том, какой пример подаст подчиненным, если клюнет на уговоры Дениса Рябова.
Это с одной стороны, с той, в которой сомнения.
У медали, как известно, две стороны, есть и обратная.
Денис на смерть пошел, когда лейтенант Речкин оставил в тайнике Колосова с Неплюевым, а Рябов вызвался прикрыть отход группы. И погиб бы, как погибли перед тем Саша Веденеев, Женя Симагин. Тут не знаешь, как быть. Не знаешь, что скажут на все это остальные ребята: Пахомов, Ахметов, оба Лени — Кузьмицкий и Асмолов, что скажет на это бывший шахтер Козлов.
— Чего молчите, товарищ старшина, — теребил Рябов. — Мы нашему лейтенанту приволокем кой-чего.
— Чего кой-чего-то? — в тон Рябову спросил старшина.
— Коньяку французского… Шоколаду немецкого…
— Где ты возьмешь, шоколад этот?
— Хе, — усмехнулся Денис — Я ребятам сказал, достанут. Ребята они такие, постараются…
Мысленно Колосов согласился с Рябовым — достанут. Коньяку французского, шоколаду немецкого, прочего из трофеев. Обегут своего брата разведчика, притащат.
— Ладно, — вздохнул Колосов, но тут же и сомнение высказал. В том смысле, что разведчиков хватиться могут.
— Кто? — искренне удивился Рябов.
— Мало ли… Начальству потребуемся, — объяснил старшина.
— Сказано же было, товарищ старшина: неделю отдыха, — возразил, заверил, успокоил Денис.
Прошло всего двое суток, как разведчики миновали передний край, выбрались к своим. Прошли, проползли так, как и наказывал лейтенант Речкин. За весь переход ни один немец не чухнулся. С Рябова, похоже, как с гуся вода. Сошло напряжение рейда, последнего перехода. Денис начистил ордена, медали, пуговицы, выглядит не только отдохнувшим — праздничным. Светится, что тебе медный самовар. Его уже потянуло «на подвиги». Предлог нашел самый что ни на есть весомый, как тут откажешь…
Колосов начал сдавать. О том подумал, что передышка короткая, вот-вот вызовут, прикажут готовиться к выполнению нового задания.
Подошел Ахметов. На груди ордена, медали.
Вид такой, хоть на парад отправляй.
Со старшиной поздоровался по-уставному. Рябову передал вещевой мешок.
Колосов перехватил взгляд Ахметова. Очень значительно глянул Ахметов на Дениса Рябова.
— Где братва? — спросил Денис.
— Идут, да, — сказал Ахметов.
Рябов развязал вещевой мешок. Стал медленно вынимать из мешка все, что в нем было.