Право на жизнь

А он как будет теперь чувствоваться? Представила горячие объятья, и запах, и темно-серые глаза, и губы, сводящие с ума… Влилось обратно с острой болью. Манс ткнул прямо в живот своим шипом, зараза! И смотрит с укоризной — что за игры? Твое — так забирай.

— Греттен, милый, мне надо так, пойми…

Уговариваю дикую тварь, тот яростно шипит, не хочет понимать хозяйку.

— Ты мне потом вернешь все, ладно? Не сейчас. Ну потерпи… И завтра тоже, как восстановится, отдам. И послезавтра. Ну надо так, прошу тебя!

Рычит, не хочет. Что ж, пока я во дворце, и не получится. Здесь от Шентии не скрыться. И не хочу… отчаянно! Пусть эта поездка еще продлится сладким сном. Волшебным, удивительным, несбыточным. Вернемся в Ровельхейм — проснусь. А там и с мансом как-нибудь договоримся.

Перевязанный атласной узкой лентой очередной бумажный сверток-сюрприз от мистрис Скарты. «Особый вечер». Именно его, не знаю почему, но чувствую. День клонится к концу, а я так и не вышла даже из покоев. Все думала, мерила шагами комнаты. Обед накрыли здесь же, но все досталось мансу, вот уж кто на аппетит не жаловался. Мне показалось, или он еще подрос? Так быстро… Только острый шип на лобике проклюнулся, а между ушами уже и следующий лезет.

Ронард не пришел. Еще пару раз наведались Мекса с Анхельмом ненадолго, будто проверяя — здесь, никуда снова не сбежала? Наверное, дела… Сама ведь задала задачку. Не думала же ты, что «больше ни на шаг» будет буквально? Или что он имел в виду под этим? Что-то про завтра, про императора — даже не слушала…

Платье темно-стального цвета. Точь-в-точь его глаза. Тяжелая парча поблескивает металлическим холодом, складки как лезвия. Глухой высокий ворот на невидимых крючках, широкие и длинные, почти до пальцев, рукава. Сверху все закрыто — руки, плечи, шея, грудь. Юбке будто своей длины до пола мало, стелется еще и шлейфом позади. Смотрится немного странно. Мне «особый случай» виделся иначе, более, хм… пикантно, что-ли. А это торжественное целомудрие даже не знаю с чем сравнить… Но что торжественно — нет никаких сомнений. Как-то официально. Особо. Ну, пусть так. Не бал, не маскарад.

Сопроводить на важный ужин тоже пришли друзья. Астарх и Хельтинге вышли одновременно с нами. Обе унвартки красавицы, прямые, гордые. Хельтинге в длинном бордовом платье с оторочкой темным мехом просто владычица лесная, по другому не назвать. А мех ведь наверняка собственноручно добыла.

Сегодня не обеденный салон — особый ритуальный зал под купольной стеклянной крышей. Выше только несмело загорающиеся звезды, да сами боги-многие. Тоже, наверно, традиция, чтобы в свидетели — все небо.

В зале без единого угла посередине только стол и кресла. Вдоль стен безмолвным кругом служители богов в обрядовых одеждах. В основном, мужчины, но есть и жрицы. Много, много их. Имперские, Лесные, боги Самаконы. У каждого в руке свой символ, я разве что предиктора Сагарты Милостивой смогла узнать по белой розе.

В круглом зале под небом несколько входов, одновременно с трех сторон величественно и молчаливо входят семьи. Все здесь — и круг служителей смыкается кольцом за спинами участников-вершителей судьбы, мерцает магия, скрепляя звенья. Кормить, я так понимаю, начнут не скоро…

Все собраны, серьезны. А мысль все та же — что я тут делаю? Кто ж мне ответит… Вы, Ронард? Среди вошедших и искать не надо, взгляд сам, словно магнитной стрелкой. Перехватил, вспыхнули глаза стальным огнем, озарились затаенным жаром. Он только для меня — тот жар, я знаю, никому больше не увидать. И снова накатило счастье. Вам отвечать не надо — сама вижу, сама прочту. Пусть еще несколько последних дней здесь, в этом сне, прежде, чем с головой в тот черный омут…

Расселись кругом. Я между Мексой и Анхельмом. Напротив император Нердес, решителен и хмур, ни тени прежнего благодушия. Похоже, права унвартка: Империя крепко задумалась над тем, продлять ли договор. Сейчас он выгоден коварной Самаконе, Империи не очень. Его супруга Анневьев приветлива, кротка, но бросает незаметно беспокойные взгляды на мужа, тоже чувствует неладное. Если Империя откажется, то что?.. Она ведь сможет объявить войну, это для всей страны удар. Война — это страшно, это голод, это кошмар любого, бессмысленные смерти. Надеюсь, не дойдет.

Один Аландес среди своих сидит расслабленно, кривит усмешку, в глазах плохо скрываемая радость. Чему ты радуешься, принц?

Впрочем, шах Джемрен тоже не походит на человека, что озабочен будущим. Уверен, тверд, улыбчив. Но если со слов Мексы я все верно поняла, он должен быть взволнован больше всех. Договор, в первую очередь, нужен Самаконе. Те не хотят войны. По крайней мере, не открытой. Их устраивает текущее положение дел. Тем более, Лес больше дружен с нами, с Империей. Но он так спокоен, словно уверен — впредь все будет так же, а то и лучше. И договор останется. Что-то припрятал в рукаве?