Прислушался крепче — затихнет ли тревожная струна. Не затихла. Нет, это другой совсем зов, не от прореженного племени. Свой, родной. Дед, обожгло внутри пониманием. С дедом беда. Сам ведь первым делом на себе дареную магию крови опробовал, а сейчас чужим Зовом заслушался, чуть собственный не пропустил.
В Да́ссамор, на всех парах! Дед родные земли по привычке именовал Инген-Гратисом, по собственной вычеркнутой из людской недолгой памяти фамилии. А вознице или паромщику не объяснишь, куда это тебе надо. Утратили земли прежнюю гордую королевскую независимость, утратили и название. Дассамором раньше всего лишь родовой замок именовался, а теперь — вся провинция разросшейся Империи-узурпатора.
Так что сперва дед, а эти… эти никуда не денутся.
С портальной магией разобрался за неделю, отсиживаясь в глухих горах. Зря, что-ли, тайком изучал всевозможные ее типы, амбициозно веря, что пригодится рано или поздно?
Вторым прощальным подарком от последней жертвы была магия духов. Бесполезная сила, Данстор махнул рукой, задвинул ее подальше. Живые важнее. А используй ее, оглянись за спину — враз увидишь то, что по ночам тянет к тебе острые когти, выжидает нужного момента… Но оборачиваться — удел слабых, сомневающихся. Не его, Данстора, путь.
Данстор
Портальная магия оказалась с характером, а, может, просто мощи ее не хватало. Перемещаться на расстояния, доступные взору, особенно с высоты горных гряд, было легко. Но без представления, что там дальше обозримого, переместиться не получалось.
Тщетно он вызывал образ родных земель, дома — в собственной памяти не было пути от северных Альтанских гор до земель Дассамор, сам он в Академию когда-то ехал срединными землями. Пришлось на попутных добираться до Кагбулора, сделав большой крюк и потратив еще два драгоценных дня. Его он проезжал два года назад, теперь обратный маршрут сложился цельной картиной, стоило только вспомнить первое путешествие из дома.
Душа была не на месте — то ли за деда болела, то ли слова старухи и той женщины, магички, все не давали покоя. Ночами спал тяжело, удушливо, будто снова та бесконтрольная Тьма на границе Леса запускала в него свои когти, прощупывала — не дал ли слабину.
А если и впрямь проклятье на ней было, а с преждевременной кончиной на него перекинулось? Но не бывает такого, Данстор это точно знал, изучал эту магию еще на первом курсе. Проклятья на одного человека накладывают, на род, на место, на предмет. А так, чтобы с одного на постороннего перекинулось, это сказки-выдумки. Да и кому эта блаженная сдалась бы, такую непомерную силу на нее тратить?
В четыре захода с передышками на восстановление добрался из Кагбулора в отчий дом. Дед был плох. Крепок же был как вол еще пару лет назад, как так быстро сдал? И Данстор вдруг понял почему. Старик держался последние годы на одном лишь упрямстве — вырастить внука, воспитать мужчиной, передать тому хозяйство да парочку семейных секретов, если таковые были.
Лаской он внука никогда не баловал, держал в строгости, лишних чувств себе не позволял. Зато сейчас Данстор все прочел в слезящихся глазах — и любовь, и волнение, и долгое ожидание. Иссох старик без своей единственной отрады, а внук, гори огнем такая сыновняя непочтительность, исчез на два года. Что ему стоило еще прошлым летом приехать? А по скупым письмам разве что поймешь…
— Данстор, мальчик мой, — дед протянул ему хрупкую дрожащую руку.
— Дед…
— Приехал, я уж и надеяться перестал, что перед смертью свидимся…
— Дед, дед, зачем так говоришь! Почему не писал, что болен?
— Я, мальчик, старостью болен, разве от нее снадобье есть?
— Сообщил бы! Я бы не мешкая…
— Почто зря дергать… У тебя своя дорога, а я так и так… Днем раньше, днем позже. А тебе еще науку постигать, это важнее.
— Дед, да к гроршу учебу! С тобой останусь! Сколько нужно, столько и пробуду!
— Не спорь с дедом, щенок! — хотел грозно, по-старому, а вышло жалко, почти шепотом. — Ты у меня одна надежда… выучись, возроди величие рода, верни нам эти земли…
— Дед! — чуть не плача, воскликнул Данстор. — Да будет тебе! Нет больше того величия, быльем поросло, не о том беспокоишься…
— Обещай! — старик сверкнул глазами и вцепился костлявыми пальцами в непонятливого внука. — Обещай, что за род посчитаешься! Не будет мне покоя иначе, с того света достану!
— Дед, да куда ты собрался, не смей, не говори такого! Дед?..
Старик тихо охнул и стал оседать, Данстор подхватил того под грудь, уложил на пол, разорвав рубаху на груди. Не дышит, похолодел Данстор. Глупый, глупый старик! Живи себе тихонечко, нет же, сам себя раззадорил, довел! Из-за ерунды, дряни, вспомнилось же ему это пыльное забытое величие Инген-Гратисов!