Право первого хода

На звонок никто не отозвался. Шкет тихонько толкнул дверь и она неслышно подалась. Ну вот… – пронеслось в голове у Блохи, – сейчас!.. – и по коже спины волной прошли неожиданные мурашки. Ладони вспотели – то ли от волнения, то ли им просто жарко было в кожаных перчатках.

Вот они. Лежат, голубки. Она, ближе к спинке, с задранным чуть не до грудей платьем, но однако же в трусиках, и этот бугай рядышком, обняв ее, с расстегнутыми и приспущенными брюками.

Сморило, ну надо же…

Шкет, подойдя ближе, встал над ними, расставив ноги и поигрывая ножом. И чего-то медлил.

– Ты чего? – шепотом спросил Блоха. – Давай уж побыстрее.

Сделав знак приятелю, чтобы тот заткнулся, Шкет, опершись правой рукой с зажатым в ней ножом на спинку дивана, нагнулся ниже, рассматривая лежащих в упор или, может, прислушиваясь к их дыханию.

Блоха подошел на пару шагов ближе. Подходить совсем близко его не тянуло. Ему хотелось уйти отсюда как можно скорее. Еще больше ему хотелось, чтобы то, что сейчас произойдет, уже бы произошло. Вчера, скажем, а лучше позавчера. А еще лучше, чтобы оно вообще никогда не происходило. По крайней мере у него на глазах.

– Как думаешь, трахнул он ее? – спросил Шкет.

– Да нет, не похоже. Уснул раньше.

– Ага… Я вот чего думаю… А чего добру пропадать, а? Он не успел, а мы попользуемся. Ей уже все равно, а он утром ничего помнить не будет. Подумает, что это он ее и оприходовал. Все равно же хотел, – он выпрямился и, прищурив глаза, в упор глянул на Блоху. – Так, подожди, я сейчас.

И быстро вышел из комнаты.

Блоха получил свое погоняло не за маленький рост и не за хилость. Просто фамилия у него была Блохин и кличка эта прилипла к нему чуть ли не с детского сада. На самом деле он был крупный и жилистый, и в качалке выжимал веса не меньше, чем тот же Шкет. И все-таки он всегда немножко робел перед ним. Когда им случалось бороться, Блохе часто удавалось положить приятеля на лопатки. Часто, но далеко не всегда. Иногда в том "просыпался псих" и тогда с ним лучше было не связываться. И Блоха это чувствовал. Чувствовал всегда. Шкет позволял ему быть с ним на равных, но только до тех пор, пока сжимал в себе эту словно бы стальную пружину. Когда же она начинала распрямляться…

– Иди-ка сюда, – позвал его, появившись в дверном проеме, Шкет, – глянь-ка…

Они вошли в соседнюю комнату, служившую, видимо, спальней.

– Гля, какая кровать шикарная. Сейчас мы с тобой ее тихонько сюда перетащим…

– Э, ты чего?!. Кончай! Нам уходить надо.

– Да ладно тебе. Все успеем, не боись. До утра еще знаешь, сколько?

– А если она проснется?

– Да рот зажмем, и все дела. Да она у нас быстро отмучается.

– А этот?..

– А этот будет дрыхнуть до утра, как миленький. Удав им в шампанское клофелину намешал. А после клофелину, мне Верка рассказывала… Да ладно, короче, не ссы. Что ты как маленький.

И они пошли назад, в ту, большую комнату.

Славик боролся до конца. И, даже уже будучи поверженным, он и во сне продолжал рваться на волю из опутавших его сладких, липких тенет. Он утонул, но не пошел на дно, оставаясь хоть и по ту сторону границы между тьмой и светом, но все же где-то возле нее, там, куда еще проникают слабые, рассеянные лучи.

И когда эта жидкая стена перед ним заколыхалась, когда что-то, придя извне, нарушило этот тягучий монолит, Славик рывком выбрался из засосавшей его трясины и оказался по эту сторону, не в силах пока ни пошевелиться, ни открыть глаза.

Память, однако, возвращалась. Вместе с ней приходил стыд. Господи, чего же он наделал, кажется? И как же ему теперь быть? Ну, козел!.. Ну, просто натуральный козел! И уснул вдобавок, как последний… как последний… Как просто не знаю кто!

Ну и что же теперь, дальше-то?.. Где она? Ушла? Убежала? Одна, ночью… Во всяком случае рядом ее не было. Он все-таки сумел, наконец, открыть глаза. Нет, нету. Усилием воли он заставил себя приподняться на локтях. Увидел спущенные до колен брюки и со стоном снова откинулся назад. Ох, какой стыд!

Но, что это?.. Нет, кажется не ушла. Откуда-то доносились негромкие и неотчетливые звуки. Кто-то ходил, кажется. Боже мой!.. Боже мой!.. Значит, еще не поздно. Значит, еще все можно исправить! Сейчас… Ох, как, оказывается, кружится голова!.. И сил нет. Сейчас, сейчас… надо одеться.

Сейчас… Славик встал с дивана, чуть не упав при этом. Устоял все-таки. Подтянул свалившиеся штаны. При этом он то и дело встряхивал головой, отгоняя наплывавшую дурноту. И, наконец, тяжело вздохнув, отправился, преодолевая сопротивление ставшего таким неустойчивым пространства… отправился к двери, туда, где, кажется, была Вика.

Он выбрался в темный коридорчик-прихожую, и, увидев свет, пробивавшийся из-за полуприкрытой двери соседней комнаты, тихонько направился туда, держась рукой за стену.