Право последней ночи

— Слушай, парень, не психуй, а? — спокойно сказал мужчина, но страх в его голосе Ванька все же почувствовал и приободрился. Было по-мальчишески приятно запугивать большого взрослого дядьку. В детстве они с пацанами залезали на старый сарай, заросший кленом, и орали дурными голосами, стоило кому-то пройти мимо. Однажды ребята напугали местного сторожа, и тот очень потешно хватался за сердце, оседая наземь. Он потом нажаловался матери, которая долго таскала озорника-сына за ухо, заставляя унижаться. И теперь этот голый человек в чужом доме напомнил Ваньке сторожа, словно дав возможность сравнять счет.

— Мужик, ты меня не понял или у тебя линия жизни по локоть? Я сказал: иди и свет зажги, чтоб я знал, куда лучше целиться.

Мужчина поднял руки и осторожно, боком, прошел ближе к печи, пошарил на столе и чиркнул зажигалкой. Огонек высветил его худое лицо с резкими скулами, тонким носом и плотно сжатыми губами. Он ткнул зажигалкой в огарок свечи. На кончике фитиля затеплился слабый огонек, отодвигая темноту к стенам. Ванька увидел на столе керосинку и махнул в ее сторону стволом.

— Ее тоже зажги.

На этот раз возражений не последовало. В какой-то момент мужчина взвесил лампу в руке, словно прикидывая, не швырнуть ли ее Ваньке в лицо, но тот снова поднял автомат, и мужчина сделал вид, что ни о чем подобном даже не думал.

Керосинка ярко осветила кухню. На миг Ванька зажмурился, но мужчина не воспользовался этим. Зато на печи мелькнула белая смазанная тень, и вроде бы даже на миг появился вытаращенный в страхе глаз, окруженный темными волосами.

— Она пусть тоже спускается, — сказал Ванька. — Эй, кто там? Спускайся вниз.

— Парень, успокойся, — миролюбиво произнес мужчина, но в его голосе наконец послышались злость и страх, что заставило Ваньку приободриться. Он навел ствол на печь и скомандовал:

— Считаю до трех. Раз! Два!..

— Хорошо, я спускаюсь, только не стреляйте, — ответила женщина.

— Можешь тоже не одеваться, — хохотнул Ванька, хотя ему на самом деле вовсе не было весело, наоборот, было страшно. Так страшно, что руки ходили ходуном при мысли, что ему придется сделать, если эти двое набросятся на него и попытаются отобрать оружие.

Он начнет стрелять, и тогда пути назад уже не будет.

Разумная часть мозга, скукожившаяся от стужи, начала оттаивать и подавать робкие сигналы, мол, еще ничего не потеряно, он не сделал ничего такого. Ну, сбежал, ну, захватил машину с водителем, ну, выстрелил из автомата и сжег скирду. Да, будет трибунал, но при хорошем адвокате он сможет выкрутиться, да и, вообще, скорее всего, получит условное наказание. Вон у них в части, пьяный прапор взял из комнаты хранения оружия АКС и поехал пугать тещу, так ему ничего не сделали. Подумаешь, посидел немного в вокзальном приемнике да получил потом по мордасам. И все. Ему даже на пользу пошло, потому что он пить бросил аж на месяц, ходил смирный и тихий. Потом, правда, опять сорвался, но автоматов больше не брал.

«Так то прапор, — хихикнул злобный голосок в голове, прежде чем Ванька опустил автомат. — Своих все одно отмажут. А ты — никто. Мясо. До срочников никому нет дела. Так что влепят тебе на полную катушку».

Мамка будет плакать. При мысли о рыдающей на суде матери Ваньке поплохело.

Женщина тем временем стала спускаться. Она успела нацепить на себя темный свитер, скрывавший голую попку, но от увиденного у Ваньки все равно приятно заныло внизу живота. Эти голые, молочно-белые ноги, нащупывающие точку опоры, хотелось трогать, гладить, а еще больше забросить себе на плечи, творя с их хозяйкой всякие непотребства, которые ему хотелось делать с Анькой, Анькиной сестрой, а иногда даже с их мамашей, которая на удивление хорошо сохранилась.

С Анькой они долго целовались, терлись друг о друга, он мял рукой ее маленькие груди, но по-настоящему она дала ему всего раз, напившись в хлам на собственный день рождения, и Ваньке это так понравилось, что он долго просил еще, скуля, как щенок. Однако она не осчастливила его даже перед уходом в армию, хотя он просил долго и даже обиделся насмерть, услышав отказ.

— Я тебя ждать буду, — сказала Анька тогда, но Ванька отмахнулся. Что толку от ее обещаний получить все потом, если хотелось в тот самый миг?

И внезапно сейчас, в этом доме с кислым запахом, Ваньку охватила такая невероятная злость на всех двуличных шлюшек, сулящих вечную любовь и верность, а в итоге кидающих честных и благородных парней, что он едва не нажал на курок, всадив длинную очередь в спину женщины.

Та повернулась, боязливо глядя на него.

Женщина была красива. Глядя на нее, он почему-то подумал про Анькину мамашу: те же длинные темные волосы, огромные оленьи глаза мультяшного Бэмби, трясущиеся от страха пухлые губы под аккуратным носиком. Не девочка, конечно, но хороша. Тонкий мужской свитер не скрывал ее фигуру с тонкой девчоночьей талией и довольно большой для такой худенькой женщины грудью, при взгляде на которую в горле моментально пересохло.

Красотища! И чего она голой не спустилась?