Тиберий Гай Луциус пребывал в мрачном настроении. Он сидел в своём кабинете в Медиолане, размышляя о своей жизни. Он добился, всего чего хотел. Его должность при дворе императора Константина теперь называлась — министр общественных финансов. Он имел под своим началом одиннадцать департаментов и этим мог вполне соперничать с госсекретарём Колояром. Он полностью контролировал систему установления и сбора налогов. Насколько была значима эта служба, можно судить по тому факту, что из двадцати девяти главных помощников, разбросанных по всем провинциям, восемнадцать являлись комитами. Поскольку большинство шахт и рудников империи перешли в руки государства, казначей начальствовал также и над ними. Естественно, монетный двор также находился под его контролем. Он отвечал за сбор торговых пошлин на границах империи, что позволяло ему следить за внешней торговлей государства в целом. «Да, вот именно налоги и торговля!», — негромко произнёс Тиберий, обращаясь к самому себе, и стал писать письмо. Несколько он прерывался, мучительно раздумывал, ходил по кабинету, затем садился и продолжал писать. Наконец написав письмо, Тиберий вызвал посыльного и приказал ему доставить письмо завтра утром госсекретарю Колояру, сам же, тот час уехал в Рим по служебным делам.
На следующее утро Колояр получил письмо от министра общественных финансов, переспросив у секретаря о месте его нахождения. Получив подтверждение о том, что министр убыл в Рим накануне, Колояр вместе с письмом отправился к квестору священного дворца Клавдию Валерию.
— Здравствуй Клавдий, — поприветствовал друга Колояр, войдя в его кабинет, — Ты не сильно занят?
— Здравствуй, проходи, — улыбнулся квестор.
— Почитай это письмо, думаю, что тебя оно должно заинтересовать.
— Хорошо, присаживайся, — улыбнулся Клавдий, — как там Марциала?
— Спасибо, всё хорошо, я пока посмотрю твою библиотеку.
Через некоторое время Клавдий, отложив в сторону прочитанное письмо, задумчиво произнёс:
— Предложение дельное, но почему он адресовал его тебе, а не мне?
— Вот и я о том же, причём сам ещё вчера уехал в Рим, — произнёс Колояр, присаживаясь к столу Клавдия.
— Странно, перепутать адресата он не мог, — размышлял Клавдий, — значит, сделал это осознанно, тогда зачем?
— Если он это сделал специально, то что-то этим хотел сказать, но что?
— Слушай, — оживился Клавдий, — Тиберий прекрасно знает, что твои агенты могут проследить за кем угодно, ведь не зря он уехал именно в Рим!
— Да, но Константин запретил какую-либо слежку за всеми членами императорской семьи и Консистория! — негромко произнёс Колояр.
— Я не знал об этом.
— Это устное указание Константина и оно не должно стать известно кому-то ещё!
— Я понял тебя Колояр, — улыбнулся Клавдий, — что ты намерен делать, ведь письмо адресовано тебе?
— Оставлю пока у себя, а при встрече попрошу у Тиберия разъяснений, — улыбнулся Колояр.
— Хорошо, закон, о котором пишет Тиберий, требует детальной проработки, а без Константина это невозможно!
— Сейчас он осаждает Византий и ожидает подхода флота Криспа.
— Да, сейчас ему не до этого, — улыбнулся Клавдий.
— Ладно, пойду я, — произнёс Колояр, направляясь к двери, — и всё-таки странно всё это!
Константин, ставя задачу, показывал Криспу на карте места расположения флота Лициния. К удивлению императора его сын отлично разбирался в сложившейся обстановке и тогда он спросил:
— Крисп, флот Лициния имеет почти в два раза больше кораблей, да и сами корабли гораздо мощнее твоих, и этот флот не позволит нам одержать победу над осаждённым Византием, что намерен делать?
— У Лициния триста пятьдесят тяжёлых трирем, у меня двести лёгких либурн, в сражении в открытом море я бы потерпел поражение, но в проливной зоне возле берега лёгкие маневренные либурны имеют свои преимущества, поэтому я считаю, что силы равны. Отец, дай мне три тысячи своих храбрых ветеранов, и я нейтрализую флот Лициния!
— Как же ты всё-таки намерен разгромить флот Лициния?
— Я не сказал разгромить, я имел в виду, затруднить поставки продовольствия в Византий, — улыбнулся Крисп.
— У тебя есть какой-то план?
— Ты знаешь отец, если бы я не стал цезарем, я бы обязательно стал мореходом, — ответил, улыбаясь Крисп.
— Почему?
— Море, это простор, это свобода, в которую влечёт тебя только ветер!
— Ладно, Крисп, всё это лирика, пошли, посмотрим на крепость, — усмехнулся император.