Они вышли из палатки и поднялись на вал. Их взору предстала вся картина осады Византия. Стены крепости были достаточно высоки и видимо, предусмотрительно усилены её защитниками. Вокруг всей крепости, для исключения вылазок её защитников воинами Константина был возведён высокий вал с башнями. Перед крепостными стенами было видно несколько так называемых черепах Гегетора — боевых таранов на колёсах, с помощью которых и разрушались эти стены. Воины, работавшие на этих таранах, были прикрыты черепицей из обитых железом листов и мешками с мокрыми водорослями. Они подвозили тридцатиметровый таран к стене и начинали с его помощью методически разрушать её, затем черепаха отъезжала и после лёгкого ремонта опять направлялась к крепостной стене. С помощью таких черепах осаждавшие разрушали крепостные стены быстрее, чем защитники успевали их восстанавливать, ведь они работали под постоянным огнём нападавших, который вёлся с самих черепах и с башен на валу. И хотя воины Константина действовали весьма умело и уже разрушили часть стен Византия, было понятно, что осада может продлиться ещё очень долго, если не обескровить её защитников, перерезав им снабжение продовольствием и свежими силами. Неожиданно Крисп восторженно сказал:
— Отец, смотри какие здесь красивые места.
Справа, даже под зимним солнцем синело Мраморное море, напротив зеленели берега Азии, слева из залива Золотой Рог в пролив Босфор сновали торговые суда.
— Да, действительно красиво, — улыбнулся Константин.
— Вот бы здесь, такой же город, как Анимамис построить!
— Я тоже об этом подумал, — ответил Константин, внимательно посмотрев на сына.
Через несколько дней, Крисп со своим флотом ввязался в сражение с флотом противника. Сражение продолжалось весь день, к вечеру оба флота, понёсшие значительные потери, удалились в свои гавани, один к берегам Европы, другой к берегам Азии. На другой день, поднявшийся около полудня сильный ветер, понёс корабли Криспа на неприятеля. Молодой цезарь сумел воспользоваться этим случайным преимуществом так, как будто ждал его, с большим искусством и неустрашимостью. Его лёгкие либурны, ловко маневрируя, таранили вражеские триремы, а отважные ветераны брали эти корабли на абордаж. В результате, к вечеру того же дня была одержана полная победа. Сто тридцать кораблей противника были уничтожены, пять тысяч воинов Лициния были убиты. Командующий флотом Лициния сбежал в Азию. Поздно вечером Крисп прибыл в палатку отца. Константин обнял сына и поздравил его с блестящей победой.
— Крисп, я верил в тебя, — улыбаясь, произнёс Константин, усаживая сына за стол, — ты всё же разгромил флот Лициния, как тебе это удалось?
— В этом мне помогли твои ветераны и ветер! — широко улыбнулся Крисп.
— С ветеранами мне понятно, а ветер здесь причём?
— Всё просто, от греческих капитанов я узнал, что в проливе Босфор часто дуют сильные ветра, поэтому когда твои ветераны рассаживались на корабли, я им сказал, что победу в этом сражении они принесут только на своих мечах, захватывая корабли противника в абордажном бою. Начав сражение, я увидел, насколько неповоротливы триремы в ветреную погоду и что, основная часть флота Лициния вечером укрылась в одной бухте. Я молил Бога о попутном ветре для нападения на врага, и он меня услышал. Когда задул ветер, я направил все свои корабли именно в эту бухту. Мои либурны пробивали борта трирем, а твои ветераны захватывали их!
— Ты рисковал, а если бы остальной флот пришёл на помощь атакованным тобой кораблям ты оказался бы в ловушке!
— При таком сильном ветре триремы не способны выйти из бухты! — улыбнулся Крисп.
— Давай отпразднуем твою победу ужином, ты ведь голоден? — улыбнулся отец.
— Согласен, если честно, зверски хочу есть!
За ужином два императора обсуждали обустройство единой империи. Крисп высказывал весьма оригинальные идеи и при этом горячо спорил, защищая их. Отец внимательно слушал его, высказывая свои критические замечания. Ужин закончился далеко за полночь.
На следующий день Константин отдал приказ усилить обстрел крепости. Через несколько дней стало известно, что и император Лициний покинул осаждённый Византий, переправившись в одну из ночей в Азию, а так как он, всегда любил делить с каким-нибудь соправителем свои надежды и опасности, он возвёл в звание цезаря одного из самых высших своих сановников — Мартиниана.