Константин дал отдохнуть своим легионам и через три дня выступил из Медиолана в сторону крепости Вероны, которая являлась штаб-квартирой войск Руриция Помпиана. Двигаясь на северо-восток, Константин повернул на юго-восток возле Бергамо. Вскоре войска Константина встретили конные дозоры врага, которые отступили к Вероне. Крепость Верона была построена в излучине реки, и подойти к ней можно было только с одной стороны. Мост соединял крепость с Венецией, расположившейся на противоположном берегу. У Вероны, река Адидже протекает в узком ущелье. Даже галлы легионов Константина сначала не осмеливались переходить эту быструю и опасную реку. Однако другого выхода не было, и войска, переправившись, отрезали Верону от окружающего мира. Константин, осматривая стены крепости, мрачно сказал Марку:
— На этих стенах мы потеряем много времени и самое главное много солдат.
— Что ты намерен делать?
— Пока не знаю, — усмехнулся император, — надо заставить Руриций пойти на прорыв.
— Значит осада? — спросил Марк.
— Уж лучше потерять время, чем людей.
— Согласен, — улыбнулся Марк.
Тем временем легионы Константина расположились вокруг крепости, взяв её сухопутную часть в плотную блокаду. Легионеры сразу стали готовить к работе катапульты. Через два часа на головы защитников полетели тяжёлые камни и горшки с греческим огнём. Так же с помощью метательных машин «скорпионов», крепость стали обстреливать большими горящими стрелами. В крепости начались пожары. С наступлением темноты к стенам крепости подъезжало несколько сотен галльских лучников, которые выпускали множество горящих стрел, оказывая психологическое давление на защитников крепости. Так продолжалось трое суток и нервы веронцев не выдержали. В третью ночь, сразу после того, как галльские лучники возвратились в лагерь после ночного обстрела, ворота крепости открылись, и войска Константина атаковала конница защитников Вероны. Это были уцелевшие конники тяжёлой азиатской кавалерии. Хотя атака была произведена достаточно неожиданно, она была отбита, но часть конницы прорвалась и вместе с ней, как оказалось, префект Руриций Помпиан. Об этом рассказали захваченные в плен веронцы. Так же они сообщили, что в крепости продуктов осталось ещё на две недели, обстрелы катапультами уничтожают дома горожан и среди защитников зреет недовольство, теперь все надеются на войска, которые должен собрать префект. Узнав об этом, Константин сразу приказал усилить обстрел крепости. Так же были разосланы многочисленные дозоры, особенно в восточном направлении в сторону провинций Венетия и Истрия, именно туда направился Руриций Помпиан.
Нумерий наблюдал за Максенцием, который нервно ходил по кабинету. Это была ещё не паника, но страх свозил в его походке, в голосе и во взгляде.
— Я верю в Руриция, он сможет собрать необходимые войска, разблокировать Верону и остановить Константина, — произнёс Максенций, остановившись возле стола с картой Италии, — он же главнокомандующий войсками региона Х, в провинциях Венетия и Истрия, можно набрать новые легионы.
— Войска-то набрать можно, но вот в остальном, Сенат сомневается, — ухмыльнулся Нумерий.
— А меня не интересует мнение Сената!
— Это ты зря, мнение Сената, это мнение народа.
— Ну и что там говорит народ, — нервно спросил Максенций.
— Народ не хочет, чтобы их дома жгли греческим огнём, народ не хочет, чтобы в их дом пришла война!
— Так ведь это не я иду на Рим с войной!
— Народ считает, что Константин не Ганнибал, он такой же римский император, как и ты!
— Что ты хочешь этим сказать? — опять нервно спросил Максенций.
— Это не я, это народ так думает.
— Хорошо, хорошо, а ты сам-то что думаешь?
Нумерий внимательно посмотрел в глаза Максенцию и ответил:
— Во всяком случае, римляне не будут пугать друг друга и своих детей фразой Constantinus adportam (Константин у ворот — перефразировка знаменитой фразы «Ганнибал у ворот» — прим. автора).
— Что же мне делать? — опустив голову, спросил Максенций.
— У Константина в три раза меньше войск, чем было у Ганнибала, поэтому он никогда не решится на штурм Рима, но он не разоряет Италию, его войска не грабят покорившиеся ему города, — с учтивым сочувствием говорил Нумерий.
— К чему ты мне это говоришь?
— К тому, что если ты захочешь отсидеться за крепкими стенами Рима, то можешь получить восстание народа против себя внутри города, — продолжал по отечески наставлять Максенция сенатор, — у тебя войска в два раза больше чем у Константина, с тобой твоя гвардия, а после того, как он поступил со своими гвардейцами, преторианцы буду сражаться за собственную шкуру, до последнего вздоха.
— Я подумаю, — упавшим голосом произнёс Максенций.
— В любом случае надо подождать, чем закончится осада Вероны, — улыбнулся Нумерий.
Он не стал говорить ему о том, что римляне считают Максенция самозванцем и деспотом, что в Сенате у него уже не осталось друзей и даже сочувствующих, что народ ждёт Константина, как своего освободителя.