Право Рима. Константин

Маневренные силы Константина пересекли Альпы и повернули на восток. Как всегда войска Константина продвигались очень быстро, чередуя двадцатимильные броски с двухмильной спокойной ездой. Стемнело, взошла Луна, наступила ночь. Константин ехал во главе передового отряда. Спокойная езда располагала к размышлениям. Константин вспоминал недавние события и размышлял. Арест и допрос Вассиана доказал причастность Лициния к заговору против него. Одновременно с этим пришло известие о смерти Диоклетиана. Старик почти целый месяц ничего не ел, после того, как получил известие о казни своей семьи. Он выпил яд, когда увидел солдат едущих в его поместье, но это был отряд Константина, посланный чтобы забрать престарелого императора и уберечь от козней Лициния. Диоклетиан был напуган и покончил собой. Конечно, у Константина были свои планы на него. Он хотел, чтобы император Диоклетиан возвёл в цезари его сына Криспа, теперь же, это торжество пришлось отложить до окончания войны с Лицинием. Арестованный Вассиан был представлен легионам Константина, он поведал воинам о кознях Лициния, сразу после этого Константин произнёс эмоциональную речь о заговоре, в которой рассказал о казни Лицинием семьи Диоклетиана и его собственной смерти. В конце своей речи Константин громко спросил:

— Воины, кто ваш август?

— Константин! Константин! — громким кличем ответили его воины.

— А кто ваш цезарь?

— Наш цезарь Крисп! Крисп! — эхом вторили легионы.

Константин улыбнулся, вспоминая это. Он оглянулся, колонны его маневренных сил растянулись до горизонта, это были его мышцы, с помощью которых он собирался подчинить себе всю Римскую империю. Константин дал команду и поскакал вперёд, войска вслед за своим командующим увеличили скорость передвижения.

Проскакав двадцать миль, Константин замедлился, давая возможность войскам отдохнуть. Мысли опять потекли спокойной рекой. Практически сразу после подписания эдикта в Медиолане в его окружении появилось около дюжины епископов. Все они естественно старались всячески восхвалять его деятельность, но Константин достаточно прохладно относился к лести в принципе. Он понимал, что сейчас происходит процесс перехода власти из рук Сената в руки церкви и к этому было много объективных причин. У церкви перед Сенатом или даже правительством было то преимущество, что традиция свободного обсуждения вопросов, более не существовавшая в политике, внутри неё сохранилась. Епископы разговаривали с людьми. Власть оратора над аудиторией и сила, заключённая порой в словах, имеют под собой реальные основания. Когда человек говорит — не важно, за столом или перед толпой на площади, — он обычно мыслит вслух, а обнародовать свои мысли — это первый шаг к тому, чтобы придать им стройность и законченность. Именно речь отличает человека от животных и даёт возможность человечеству достичь такого потрясающего единения, когда тысячи людей вместе следуют к единой цели. Молчание может быть разумным. Молчать — легко. Но это умеют делать даже камни и бревна. Однако речь — это акт созидания, которое вызывает огонь с небес и зажигает сердца людей. Говорящий, всегда соотносит свои суждения с фактами и событиями. Речь — это шум, вызываемый работой человеческого разума. Единственным реальным результатом разговора является соглашение, однако, видя результаты, которые даёт соглашение, можно осознать их грандиозность и величие. Соглашение привело к созданию Римского государства, а затем и Римской империи. Умы, характеры и воля людей, которые создавали республику, не могли и не пожелали в условиях империи оставаться в тени мелкой политики сенаторов. Дух старого сената и ассамблеи возрождался на церковных собраниях, где люди могли говорить свободно и со всей страстью и где рождались и выковывались новые идеи. Именно поэтому он привечал лидеров христианской церкви и много времени проводил в их обществе, потому что беседа с дюжиной епископов, большинство из которых были готовы принять смерть за свои убеждения, вероятно, заключала в себе тот дух свободы и оригинальности, который, безусловно, обладал притягательностью для человека, воспитанного в военных лагерях и при императорском дворе, где такие беседы были крайне редки.