Право Рима. Константин

— Даже не знаю, как тебе сказать.

— Говори как есть!

— В общем, я только что разговаривал с Шуней.

— С Шуней? — переспросила Митуса, неся на стол тушёное мясо с овощами.

— Да, с Шуней.

— Говорят он в последнее время сам не свой! — улыбнулась Митуса, садясь за стол, — мол, колдун влюбился, но пытается это от всех скрыть!

— Он поэтому ко мне и пришёл, — произнёс Деян, налегая на еду.

— И о чём он тебе поведал?

— О своей любви! — улыбнулся Деян.

— Что-то случилось, если он решил тебе открыться?

— Когда приходит любовь, всегда что-то случается!

— Я это знаю, не томи, — взмолилась Митуса, отодвинув в сторону свою тарелку.

— Какие вы женщины любопытные, — засмеялся Деян.

— Если это касается любви, то да!

— Хорошо, сейчас расскажу, — произнёс, улыбнувшись Деян.

Во время трапезы, он поведал жене историю любви Шуни. Три года назад объезжая границы земель свевов со стороны Дакии, он услышал женский плачь. Под скалой, возле ручья стояла хижина. В ней он нашёл умирающую женщину, а рядом с ней рыдала дочь, это была Мария. Девочке было двенадцать лет. Её мать перед смертью очнулась и увидев вошедшего Шуню, попросила его позаботиться об её дочери. Дело в том, что они были христианами и за это, их изгнали из деревни десять лет назад. Отца Марии убили, а когда они убегали Мария упала и ударившись голой о камень стала терять зрение. Теперь она почти ничего не видит. Через несколько минут мать Марии умерла, и Шуня взял девочку к себе. Мария была очень доброй, послушной, во всём старалась не быть обузой для Шуни. Он заботился о ней, окружив её отеческим теплом и лаской. Девочка подросла и теперь вообразила себе, что любит его, то есть Шуню. А он, даже слышать об этом не хочет. Мол, как можно полюбить такого урода, просто она не видит этого. Вот он и решил, коль она христианка, то ей у нас будет лучше. Девчонка она покладистая, работящая, душа у неё светлая, добрая. Деян закончил свой рассказ и смотрел на Митусу.

— Тебе не кажется, что Шуня просто хочет убежать? — с грустью спросила она.

— От себя не убежишь! — вздохнул Деян.

— Когда Шуня привезёт девочку?

— Через пару недель, он хочет её подготовить к расставанию.

— Может к внукам, пока съездим, да и Скорка должна вот-вот разродиться?

— Хорошо давай съездим, — улыбнулся Деян.

— Тогда, завтра с утра и поедем, — произнесла Митуса, убирая со стола, — уже поздно, пошли спать!

— Пошли, — так же улыбаясь, согласился Деян.

— А чего это ты улыбаешься?

— Да, так.

Митуса, слегка зардевшись, пошла стелить постель. Задув светильник, Деян нырнул к ней.

— Ты чего это удумал, старый?

— А, где наша, не пропадала, — прошептал Деян, задирая рубашку жены…

Отдышавшись от страсти Митуса, положив свою голову на грудь мужу, тихо спросила:

— Деян, как ты думаешь, а там любовь есть?

— Есть, конечно, есть! — уверенно ответил Деян.

— И такая?

— А тебе такую надо?

— Иногда хочется! — улыбнулась Митуса.

— Спи, завтра рано вставать.

— Я люблю тебя Деян!

— И я тебя люблю Митуса! — прошептал Деян, обнимая жену.

Сенатор Нумерий Тулиус сидя в бассейне терм Каракаллы, слушал беседу своих старинных приятелей и, слегка забывшись, довольно улыбался. Речь шла о потрясающей новости. Император Константин только начал борьбу с мздоимством в органах государственной власти и первой жертвой этой борьбы из числа высокопоставленных чиновников стал префект Рима Гай Цейоний Руфий Волузиан. Поскольку назначение на должность префекта Рима было прерогативой Сената, то и снят он был его решением. Именно Нумерий приложил к этому руку. Поводов к этому особых не было, кроме одного — префект Рима презирал сенатора Нумерия Тулиуса. Просто презирал и всё, без объяснения причин. Он просто не замечал его. Вначале Нумерий думал, что всё дело в его происхождении, ведь по материнской линии Волузиан происходил от представителей известных в Риме семей Нуммиев, Фульвиев и Гавиев. Но всё оказалось более прозаичным, этот надменный патриций считал, что Нумерий совратил юношу, одного из представителей его знатного рода. Вскоре префект Рима стал препятствием в его делах и тогда, на фоне борьбы с мздоимством были сфабрикованы ложные обвинения, в результате которых Сенат отправил префекта в отставку и даже выслал из Рима в Африку. Как всегда, это было сделано чужими руками. Нумерий ещё раз довольно улыбнулся.

— Ты чего такой довольный, уж не твоих ли рук это дело? — спросил его сенатор Спурий Олиус.

— Ты же знаешь, у меня нет дел в Риме! — спохватился Нумерий, спрятав свою улыбку.

— За исключением постройки триумфальной арки в честь Константина! — с ухмылкой произнёс сенатор Мамерк Квинт.

— Друзья, — улыбнулся Нумерий, — разобрать арку императора Трояна мне разрешил Сенат, префект здесь был ни при чём!

— Но именно префект Волузиан был категорически против этого, — улыбнулся Спурий Олиус.

— Тем не менее, я выполнял решение Сената, — недовольно ответил Нумерий.

— Которое, ты сам и продавил, — не унимался Мамерк Квинт.