Право Рима. Марк Флавий

Отец хотел ещё, что-то её спросить, но не стал и, улыбнувшись, отпустил её. Скора подскочила к нему, чмокнула и упорхнула. Деян облегчённо вздохнул, увидев в глазах дочери искорки, которые бывают у всех женщин, только когда они влюблены. Эти искорки скрыть невозможно.

О том, что произошло с его дочерью год назад, ему рассказала Митуса и попросила не донимать девушку. Она сама уже с ней поговорила, успокоила и сделала всё, что было необходимо. Никаких последствий у Скоры быть не должно, она просто должна всё это пережить и успокоиться. Деян был в бешенстве. На таких праздниках допускаются различные вольности, но только по обоюдному согласию. Тогда он отправил одного парня послушать разговоры среди мужчин о том, как они провели праздник Купалы. Кто, где, кого и как. Многие мужчины любят об этом похвастаться друг перед другом. В тот же день парень уже рассказывал вождю о «подвигах» мужчин его племени, но про Скору никто ничего не рассказывал. Поскольку Деян знал, где это всё произошло, он без труда вычислил насильника, видимо тот сам не понял, кем он овладел возле двух берёз. Через несколько дней самые верные дружинники Деяна выследили этого бородатого мужика из соседнего рода. Они схватили его в укромном месте, связали, надели мешок на голову и сообщили вождю. Мужик весь затрясся, когда с него сняли мешок, и он увидел перед собой Деяна с ножом в руке.

— Ты в праздник Купалы овладел женщиной, которая стояла на четвереньках у двух берёз? — строго спросил вождь.

— Да было дело, — уныло отвечал тот.

— А ты знаешь о том, что подобное можно делать только по обоюдному согласию?

— Знаю, но я хмельной был, вот нечистый и попутал.

— А ты понимаешь, почему именно я сейчас стою перед тобой?

— Да, — мужик опустил голову и ждал самого худшего, ведь вождь племени никогда не простит ему свою единственную дочь.

— Ты останешься жить, но никогда и никому ничего не расскажешь.

Мужик поднял голову и с надеждой посмотрел на Деяна. Тот пристально посмотрел на него, в глазах вождя не было пощады. Деян кивнул своим ратникам. Ударом в челюсть мужика лишили сознания. Затем, разжали ему челюсти, небольшим крючком вытащили язык и Деян своими руками отрезал его. Язык он взял себе, завернув в тряпочку. Мужику сунули в рот тряпку, усадили на лошадь и отвезли в Дакию, где и продали в рабство. Конечно, Скоре обо всём этом никто ничего не сказал.

Всё это время отец внимательно наблюдал за своей дочерью. Он боялся, что с дочкой может случится худшее, но с головой у неё было всё в порядке. Лишь в одном её поведение изменилось, она стала носить только штаны, отказавшись от платьев и юбок. И вот, наконец, сегодня Деян увидел, что его дочь влюблена и счастлива в этой своей любви.

Скора взяла в доме комплект мужской одежды, обувь и теперь спешила к своему возлюбленному. Когда она вошла, Марк сидел возле костра на деревяшке, приспособленной под сидение, закутавшись в одеяло, и жарил кусок мяса на углях, проткнув его толстой веткой.

От увиденного у Скоры тревожно забилось сердце:

— Зачем ты встал, тебе ещё нельзя?

— Очень кушать захотелось, — немного виновато проговорил Марк.

— У тебя же голова кружится, здесь твоя одежда, — и Скора положила на лежанку узелок.

— Хорошо, тогда дожарь мясо, — Марк передал ей ветку с куском мяса, и не вставая на четвереньках пополз к лежанке. У Скоры ёкнуло сердце от этой беспомощности её любимого мужчины. Она помогла ему и, уложив на лежанку, закутала в одеяло. У Марка от слабости опять выступили капельки пота на лбу. Скора вытерла ему пот, чмокнула в губы и стала дожаривать мясо.

Марк лежал, голова постепенно перестала кружиться, и он спросил у Скоры:

— Расскажи мне, как мы жили до моего падения. Я ничего не могу вспомнить, когда я пытаюсь это сделать, у меня начинает сильно болеть голова.

Марк говорил с трудом и медленно.

— Ну, вот видишь милый, тебе ещё рано вспоминать, давай подождём ещё пару дней, — произнесла Скора, снимая с углей поджаренное мясо, — тебе сейчас надо много кушать.

— Ты права, надо поесть, произнёс Марк, самостоятельно садясь на лежанке.

— Давай милый, — подала она своему «мужу» тарелку с мясом и куском хлеба, — кушай.

Марк с аппетитом набросился на еду. Скора смотрела него, как смотрели и смотрят все женщины в мире на своих любимых мужчин, когда они их кормят, подперев рукой свой подбородок. В её глазах играли искорки, сердце трепетало, а душа парила где-то под самыми облаками. Марк увидел её взгляд, прервался и спросил:

— А у нас дети есть?

— Пока нет, но уже скоро будут, — задумчиво и всё так же излучая искорки из своих глаз, ответила она.

— Не понял, что значит скоро, — переспросил Марк, дожёвывая кусок мяса.

— Давай ты отдохнёшь, а вечером поговорим.

Марк насытился и его стал морить сон, и он согласился. Уложив «мужа», девушка, сказала ему:

— Милый, ты поспи, а я к бабушке за мазью сбегаю, хорошо?

— Хорошо, — ответил Марк, уже засыпая. Скора чмокнула его и уже на выходе, оглянулась и подумала: «Только бы он не вышел из пещеры, надо что-то решать».