На переговорах Максимиан, бывший август западной части империи, сообщил ему, что он и его сын Максенций, провозгласивший себя августом после того, как Флавий Север добровольно сложил свои полномочия, признает и Константина августом, если тот возьмёт себе в жёны его дочь Фаусту. Константин даже не подозревал, что его самолюбие, которое было очень сильно ущемлено, когда год назад Галерий назначил цезарем не его, а Максимина Дазу, хотя все и он сам ждали именно его назначения, вдруг отодвинет Минервину на второй план. Пока Константин размышлял, хитрый Максимиан привёл в зал, где шли переговоры, свою дочь Фаусту и благословил их будущий союз, взяв с него слово, как можно быстрей развестись с Минервиной. Так он стал августом Римской империи, правда, этот его титул ещё не утвердил восточный август Галерий.
Когда Максимиан с дочерью уехали, Константин не представлял себе, как объявить обо всём этом Минервине, которая, в это время вместе с сыном и его матерью Еленой, гостила у знакомых в соседнем городе, но всё произошло, как произошло. Плохие вести доходят очень быстро, и Минервина приехала только для того, чтобы посмотреть ему в глаза. Об этом ему рассказала мать. Константин прислушался, за его спиной было тихо, видимо Фауста уже уснула.
На следующий день император появился вместе с женой в местном амфитеатре, где должны были состояться бои гладиаторов. Он был в пурпурной тоге с золотым венком на голове. Все присутствующие встали и громко приветствовали его возгласами: «Да здравствует император!», «Слава императору!», «Слава Константину!». Константин улыбался, внутри него возник душевный трепет, сладкое и непередаваемое чувство торжества. Он смотрел на ликующие трибуны и наслаждался этим своим ощущением. Выдержав некоторое время, он, наконец, поднял руку, трибуны начали успокаиваться. Константин сел. На арену стали выходить гладиаторы. Они тоже обращались к императору и после этого начинали схватки. Константин с интересом наблюдал за этим зрелищем, и определял их судьбу, поднимая или опуская большой палец вниз. Фауста сидела рядом, ей очень нравилось это ликование народа, обращённое и к ней тоже, она ведь была женой императора. Фауста улыбнулась впервые после вчерашнего вечера.
Пока Скора накрывала на стол Деян начал свой рассказ:
— На следующий день после того, как ты Марк уехал, начались поединки на мечах.
— Ну и как они прошли, — спросил Марк.
— Вот тут произошло самое интересное, — улыбнулся Деян, — во всех поединках твои дружинники победили.
— А Януш дрался?
— Нет, не стал, наверно побоялся, уж больно умело, твои дружинники владеют мечами.
— Жаль, меня не было, — усмехнулся Марк.
— Ну, всё, давайте покушаем, — Скора поставила на стол тарелки с горячими щами, — я и сама поем немного, — улыбнулась она и села за стол.
— У нас сегодня сынок первый раз толкнулся, — радостно сообщил Деяну Марк.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Деян.
Мужчины молча и с аппетитом съели щи, Скора ела осторожно и не торопясь. Марк глядел и любовался ею.
— Не смотри на меня так, а то я подавлюсь, — засмеялась Скора.
— Интересно, когда нам разрешат пожениться? — неожиданно спросил Марк.
Скора и Деян с удивлением посмотрели на Марка, ведь обычно женщины больше задаются таким вопросом.
— Я думаю, что совет старейшин уже сейчас разрешит вам пожениться, — заметил Деян.
— Не хочу я с животом на собственной свадьбе гулять, — улыбнулась Скора, — давай Марк я сначала рожу, а потом уже по весне и свадьбу сыграем.
— Хорошо, договорились, — кивнул Марк.
Скора была явно довольна вопросом Марка, она, улыбаясь, убрала со стола и со словами:
— Я ненадолго, — вышла из дома.
— Будь осторожней, — крикнул ей вслед Марк.
— Она ещё покажет тебе свой характер, — улыбаясь, сказал Деян, — та ещё штучка.
— Ничего, я терпеливый, — усмехнулся Марк.
— Ладно, слушай дальше, — продолжил свой рассказ Деян, вечером того же дня старейшины северных родов собрались и пришли к Дидилу.
— Сами пришли?
— Да, для меня это тоже было полной неожиданностью, пришли и сказали Дидилу, надо, мол, поговорить. Дидил хотел отшутиться, давайте после праздников поговорим, но они настояли. В общем, они потребовали у него передать мне полномочия немедленно.
— Дидил наверно расстроился? — спросил Марк.
— Дидил спокойно отнёсся, а вот Януш беситься начал, орать, что теперь римлянин, ты значит, власть захватит, но старейшины его быстро остановили.
— Как?
— А самый старший старейшина встал и сказал ему: «От Марка гораздо больше пользы, чем от тебя, ты, кроме, как девок тискать ни на что больше не способен!», ну тот и заткнулся, думаю, что лютую обиду он на тебя затаил.
— Ничего переживу как-нибудь, — ответил Марк.
— Да это понятно, но всё же будь осторожен.
— Ладно, Деян, с этим всё понятно, что ты намерен делать уже как верховный вождь?
— Я полагаю, что на севере надо сделать всё, что ты сделал здесь.
— Я тоже так думаю, сейчас нет полевых работ, поэтому надо набрать дружину, построить лагерь и начать проводить занятия.
— И ещё раздать золотые монеты и амуницию, — добавил Деян.
— Монетами ты займёшься сам, а я всем остальным.