— Твой братец оказался неблагодарной свиньёй, я помог ему победить Флавия Севера и удержаться у власти, а он меня просто выгнал из Рима.
— Да, это ужасно папа, — отвечала ему Фауста.
— Я не ожидал от Максенция такой подлости, — сокрушённо качал головой изгнанный император.
Константин смотрел на своего тестя, и вспоминал характеристику, данную ему одним из легатов, служившим под его началом: Жестокий, склонный к свирепости и коварству, недружелюбный и совершенно нерасположенный к добру. Собственно и лицо этого престарелого правителя выражало всю его человеческую сущность.
— Константин, — спросил Геркулий, — Максенций узурпировал власть в Риме, ты намерен что-либо предпринять?
— Я всего лишь цезарь и моя задача управлять Галлией и Британией, слегка улыбнувшись, ответил Константин.
— Я же дал тебе титул августа!
— Но его не утвердил Галерий.
— То есть, пусть этот мерзавец, который забрал у тебя Испанию, сидит в Риме, а ты будешь продолжать охранять его здесь в Галлии? — с возбуждением произнёс тесть, и воскликнул, — он же объявил себя августом!
— Геркулий, я ничего предпринимать не буду, для этого есть старший август Галерий, если он с этим смирился, то я зачем буду ввязываться?
— Хорошо, — после некоторого раздумья произнёс Геркулий, — я немедленно отправляюсь к Галерию.
— Папа, зачем так торопиться, ты только вчера приехал! — воскликнула Фауста.
— Не могу я дочка просто так сидеть, коль в империи такие дела творятся.
— Ты хочешь договориться с Галерием, и убить Максенция. своего сына?
— Он узурпатор, а значит враг народа!
— Но он твой сын!
— Империя превыше всего! — гордо произнёс Геркулий, — всё я немедленно отправляюсь.
Константину не понравилось вся эта наигранность тестя, но он ничего не сказал, только улыбнулся отставному императору вслед.
На следующий день после отъезда Геркулия Константин получил письмо из Рима, в котором говорилось, что престарелый император с сожалением видел, что не обладает всей полнотой власти императора. Преторианцы и простой народ гораздо больше любят Максенция, чем его. Геркулий позавидовал славе своего сына настолько, что вознамерился прогнать его, чтобы вернуть себе всю власть. Он собрал войско и народ возле Форума, как будто желая поговорить с ними о беспорядках государства. Он долго разглагольствовал по этому поводу, и вдруг повернувшись к сыну, выкрикнул: «Ты и есть главный виновник всего этого!» и сорвал с него багряницу. Максенций бросился с трибуны вниз, и был принят в объятия своих воинов. Те ответили на выходку Максимиана гневным ропотом. Таким образом, не удовлетворившись малым, Геркулий лишился всего. Максенций отстранил своего отца от власти, но из Рима не высылал.
Вчера Геркулий говорил о том, что будто бы сын изгнал его из Рима. Константин усмехнулся тому, как верна, оказалась его догадка. Немного подумав, он всё же дал почитать это письмо своей жене, позвав её в свой кабинет. Фауста прочитав письмо, сокрушённо произнесла:
— Видимо я очень плохо знаю своего отца.
— Думаю, что ты его совсем не знаешь, — ответил ей Константин.
— Интересно, что ему ответит Галерий?
— Галерий, скорее всего, ничего предпринимать не будет.
— Почему, — удивилась Фауста.
— Потому что существующее положение дел пока всех устраивает.
— А тебя?
— А я всего лишь цезарь, — улыбнулся Константин, — пока во всяком случае.
— Вот именно пока, — понимающе улыбнулась Фауста.
— С твоим отцом надо быть осторожным, — задумчиво произнёс Константин.
— Почему?
— Ты заметила, что вчера даже Крисп не пошёл на руки к деду, а дети очень хорошо чувствуют плохих людей.
— Может быть, потому что из-за бороды у него несколько свирепое лицо?
— Борода, лицо тут ни причём, дети лучше всех чувствуют сущность человека.
— Возможно, ты и прав, судя по тому, как он поступил со своим родным сыном, — задумчиво произнесла Фауста.
Скора лежала на кровати, её дыхание постепенно успокаивалась. Она только что родила сына. Митуса возилась с мальчиком, завязывая обрезанную пуповину. Скора вытерла пот с лица. Роды прошли успешно. Митуса обмывала её мальчика, Скора улыбалась, она была счастлива, как бывает счастлива мать, только что родившая своё дитя. Завернув кричащего малыша в пелёнку, Митуса подала ребёнка матери. Скора смотрела на это чудо, крошечные ручки, сморщенное личико, малыш сразу успокоился и стал смешно причмокивать ротиком. Мама угадала его желание и достала свою налившуюся грудь, малыш сразу же припал к ней. Митуса открыла дверь в соседнюю комнату:
— Ну, иди, папаша, посмотри на сына, — позвала она Марка.
Внезапно, откуда-то из открытой двери, на головку малыша упал лучик только что взошедшего солнца. Это было так неожиданно и красиво, что зашедший Марк в изумлении остановился у кровати. Скора тихо сказала:
— Первый луч, это знак, Марк давай назовём сына Лучезар, я знаю, ты хотел назвать его Аврелий, но ты сам всё видишь.
Малыш продолжал причмокивать, лучик пропал, но в комнате по-прежнему было светло от счастливой улыбки Марка.
— Хорошо, хорошо, родная, пусть будет Лучезар, — он наклонился к жене, и поцеловал её в губы, — спасибо тебе за сына, милая.