Первый Иллирийский легион встречал победителей с оружием, в строю и под восторженные крики легионеров: «Слава императору Константину!» его войска вошли в римский лагерь. Константин ехал на своём коне с поднятой правой рукой и улыбался. В его душе опять поднималось это, так знакомое ему, чувство торжества, которое становилось внутри него самым главным, потому что все другие чувства гасли. Позже, когда всё успокоилось, сидя в домике в центре лагеря, он размышлял о том, что возможно он сам ещё не оценил величие своей победы. Ведь, по сути, он разгромил пятидесятитысячную группировку внешнего врага, в то время, как остальные, так называемые правители сидят внутри империи и ничего не делают для её блага. Они способны лишь плести интриги и вступать в заговоры. Его размышления прервал Тиберий Гай Луциус:
— Мой император, считаю своим долгом сообщить вам, что ваша жена приказала мне организовать вам триумф по случаю победы над франками.
— Триумф, ты сказал триумф, но ведь он даётся по решению сената.
— Ваша жена сказала, что не признаёт более никого римским императором кроме вас!
— Фауста пошла против родного отца и родного брата!
— Именно так, чтобы соблюсти законность вашего триумфа, она вчера выступила в магистрате Аквинкума. Вначале магистрат хотел вас удостоить только лишь овацией, тогда она обратилась к народному собранию и смогла их убедить в величии вашей победы.
— Кажется, впервые истории Рима триумф будет проводиться не по решению сената?
— Нет, такие примеры уже бывали, диктатору Марцию Рутилу сенат отказал в праве триумфа, тогда народное собрание дало ему это право, к тому же ваши войска уничтожили гораздо больше пяти тысяч врагов.
— Да, Тиберий, приятную весть ты мне сообщил, — улыбнулся Константин.
— Всё уже приготовлено и нам следует завтра пораньше выйти из Мурсы.
— Хорошо, тогда до завтра, — кивнул Константин, отпуская прокуратора.
Тот, поклонившись, вышел.
Сообщение о предстоящем триумфе взволновало его. Это был первый в его жизни триумф. Мысли и чувства перемешались, гордость и торжество закипая, булькали в нём. Он долго не мог уснуть, но о Минервине так и не вспомнил.
На следующий день ещё до рассвета войска Константина начали движение в сторону Аквинкума. Между поселениями колонна двигалась максимально быстро, но вот в самих поселениях народ встречало воинов с цветами. С такой переменной скоростью войско Константина, наконец, добралось до предместья Аквинкума. В одном из общественных зданий в присутствии членов магистрата и преториата Константин облачился в белую вышитую пальмовыми ветвями тунику, украшенную золотыми звёздами пурпурную тогу, на его голову водрузили лавровый венок. В этом наряде он пересел в круглую позолоченную колесницу, которой управлял раб, запряжённую четвёркой белых лошадей. В одной руке Константин держал богато украшенный скипетр из слоновой кости с изображением орла наверху, в другой, лавровый венок. Колесница повезла его по центральной улице города вслед за членами магистрата. За ним следовали музыканты, трубачи и далее воины его легиона. Вдоль улицы стояли жители в праздничных костюмах с цветами, которые они бросали под ноги триумфатору с криками: «Триумф, триумф!», «Слава Константину!», «Слава императору!». Константин улыбался и кивал жителям и приветствовал их поднятой правой рукой с лавровым венком. Процессия повернула к амфитеатру. Когда колесница въехал внутрь, то Константина оглушил рёв восторженных зрителей заполнивших полностью все трибуны. Все стоя рукоплескали ему с криками: «Триумф, триумф!», «Слава, слава Константину!», «Слава императору!». Колесница, сделав круг почёта вокруг арены по лепесткам роз, бросаемых зрителями на землю, подвезла Константина к ступенькам, которые вели в центральную ложу, где его ждала улыбающаяся Фауста. Она была одета в белую с золотыми блёстками тунику и с толстой золотой каймой внизу. Поверх туники, Фауста была завёрнута в прозрачную белую палу, край которой был накинут на её голову. В руках Фауста держала пальмовую ветвь, которую бросила мужу под ноги. Константин улыбаясь, подошёл к ней, Фауста поцеловала его, и они оба повернулись к зрителям, чем вызвали небывалый восторг. Константин поднял правую руку, несколько раз кивнул зрителям, поворачиваясь в разные стороны, затем сел. Трибуны стали успокаиваться и усаживаться на свои места. Торжественно зазвучали трубы. На арену для разогрева публики вышло двенадцать прегинариев с деревянными мечами. Они разделились на два равных отряда и стали сражаться друг с другом. Трибуны живо реагировали на их выпады или ошибки. Константин посмотрел на Фаусту, она это заметила и в тот же момент, как бы случайно, с её головы упал край палы. Её вьющиеся волосы, подобранные несколькими витками золотой нити упали ей на плечи. Красивый точёный профиль, ниспадающие на грудь, красиво уложенные волосы, алые, слегка полуоткрытые губы, Константин залюбовался своей женой. Она повернулась к нему и улыбаясь спросила:
— Всё в порядке?
— Это ты всё это придумала? — спросил, улыбнувшись, Константин.