Право убийцы

Следующие минут пять мы только и делали, что пыхтели, выполняя повторения, и хлопали почти синхронно. Комендант считал, взяв довольно высокий темп. Терпеть ненавижу, когда мне указывают, но чего только не сделаешь ради дела. Я видел, что полноватому соседу тяжело даются отжимания с хлопками, тем более — на скорость. Он постепенно начал отставать, сбился со счету, и хлопки зазвучали реже и тише. Мне чуть легче давалась нагрузка, как менее габаритному из нас двоих, но привычная легкость в руках все же отсутствовала, хотя темп удавалось держать. Но чем дальше, тем больше комендант уменьшал паузы между повторами. Ясное дело — ждёт, когда мы выдохнемся!

— И — семьдесят тр-ри! И семьдесят… жопы не поднимаем!

Дуда, лицо которого превратилось от напряжения в спелый помидор, а глаза за малым не вылезли из орбит, первым рухнул навзничь, совершенно обессиленный. У меня сил осталось чуточку больше, но руки уже дрожали. Усталость комендант расценил по-своему и врезал тростью мне по пальцам.

— Теперь на одной руке, хлюпик!

Я попытался сделать повторение, но не удержал равновесия и упал лицом в пол. Сил все-таки не осталось. С минуту мы лежали в тишине, тяжело дыша, а потом комендант нагнулся и сунул свой нагрудный динамик в лицо сначала мне, а затем и Дуде.

— Охламоны, а ну, подъем! Противно на вас смотреть, не бойцы, а виноградный жмых, хвать меня за яйца!

Мы поднялись. Дуду, который еще и на грудь накануне принял, пошатывало от усталости. Я не чувствовал рук, мышцы забились. Комендант внушительно кивнул, видимо, удовлетворившись итогами трепки. Подошел ко мне, и резко сблизившись, впился в меня угольками протезов.

— Почему отсутствовал на сборе? Думаешь, раз за тебя государевы деньги уплочены, то можно дурака валять?

— На то были свои обстоятельства, — спокойно сказал я, ну как, спокойно — грудь бешено вздымалась из-за сбившегося дыхания, и слова давались с трудом. — Не имел цели доставлять кому-либо неудобств.

— Допустим, неудобства ты доставил только себе. Вчера выдавали питомцев, и лучших тварей уже забрали, а какой чистильщик без хорошего питомца, — комендант резко отстранился. — Спрашивать, где ты был, не стану, все равно не ответишь.

— А еще он, фу-у-х, спрашивал про Голицыных, Викентий Самуилович, фу-у-х, — снова встрял Дуда, надувая щеки и корчась от отдышки.

Комендант промолчал, ещё поизучал меня, а потом на удивление спокойно сказал:

— Еще раз что-нибудь всплывет в связи с твоим именем, Марк, и я не посмотрю на заслуги твоего отца, вышвырну тебя еще до специализации.

— Понял, — я спорить не стал, если судить по фактам, то виноват сам.

— От Голицыных держись подальше. Будь моя воля, и я бы выпер эту семейку из академии, вот только кто станет слушать старого ветерана… — из динамика послышался вздох.

Предположение, что дерганный сопляк с завышенным самомнением — студент, подтвердилось. Значит, его сестренка тоже здесь учится, и мы наверняка еще свидимся. Тем временем Викентий Самуилович повернулся к моему соседу.

— Ты во сколько вернулся, шалопай, что от подушки отлепиться не можешь? Выговор хочешь схлопотать? Так это всегда пожалуйста!

— Мы с Марком вместе вернулись, вернее, не вместе, а почти в одно время, чуть позже полуночи, — закудахтал сосед, как курица на насесте, сочиняя на ходу. — Я уже встаю, Викентий Самуилович, просто вы же вчера сказали, что нельзя раньше подъема просыпаться, и я выполнял.

Я подметил, что у меня про время возвращения комендант не спросил.

— А если я тебе скажу головой об стену удариться? Или на руках ходить?

— Ну если надо… — Дуда не договорил, по макушке тотчас прилетел удар тростью.

— У чистильщиков должна быть своя голова на плечах, мы одиночки, и единственное, что каждый из нас обязан выполнять — написанный кровью Устав!

— Виноват, исправлю, — выпалил сосед, трясясь как осиновый лист.

— Исправит он, кто же тебя, такого непутевого, в академию послал? — комендант презрительно хмыкнул.

Я никак не мог привыкнуть к контрасту совершенно безэмоционального лица и то язвительного, то саркастичного, то просто мрачного голоса из динамика.

— Вообще-то у меня дар воспламенения, Викентий Самуилович! — возразил Дуда с обидой в голосе. — Контактного!

— Хренактного! Пока ты свое воспламенение применишь, первая же гончая тебя на куски порвет! И я для тебя — комендант Косорылый, кандидат! Викентия Самуиловича за воротами оставьте, морковка вам в задницу! И свои имена забудьте, сегодня вам позывные получать и по факультетам распределяться!

— Как — сегодня, Викентий Самуилович? — изумился Дуда, причём настолько, что по стойке смирно встал. — У нас же на послезавтра запланировано…

— Каком кверху, Иванов, посмотрим, чего вы на деле стоите, и как в таком состоянии распределитесь по факультетам, — Косорылый хлопнул Дуду по плечу своим тяжелым протезом, отчего сосед пошатнулся. — Не ссы в компот, там повар ноги мыл. Из тебя выйдет отличный тыловик, будешь своим контактным воспламенением сухари сушить.

Косорылый не смеялся. Голова киборга резко повернулась — комендант посмотрел на настенные часы.