Право учить. Работа над ошибками

Всё просто, малыш. Всё очень просто. Твой дядя получил в руки сокровище, о котором не мог и мечтать: запретные знания. Вернее, запрещённые к разглашению среди существ, не достигших должной степени развития. Строго говоря, и Стир’риаги мало подходил под указанное условие, но, поскольку являлся хранителем артефакта, пользовался благоволением чуть большим, нежели прочие соплеменники. К тому же, если Мантия — только тень моей матери, но не может и дня провести без того, чтобы чему-нибудь меня не научить… Элрит любила делиться знаниями. Скорее, любила их дарить. Делать подарки. Но уверен, все мысли эльфа занимали тогда не тайны мироздания, а самое обыкновенное чувство, так часто и незаметно возникающее у ученика к учителю. Влюблённость. И когда предмет приложения чувства исчез, остались одни лишь знания, неполные и незавершённые. Что мы делаем, если нам известно, КАК делать? Правильно, воплощаем знания в жизнь. Особенно если ничего другого больше уже не желаем…

Можно было бы объяснить. Но разве Мэй поверит моим словам? Ведь сказать правду невозможно, а тень лжи в некоторых вещах совершенно недопустима. Наверное, нужно и впрямь оставить ответы до задушевного разговора листоухих родственников и…

— Я знаю, это их вина.

— Прости, что?

— Драконы. Они во всём виноваты. Они чудовища.

Я кинул тряпицу на дно миски — в лужицу отвара, поднялся с колен, на которых стоял, занимаясь ранами эльфа, и подошёл к распахнутому окну. Рубить плющ пришлось наспех, но расчистить местечко для проникновения в комнату солнечных лучей удалось вполне достаточное, чтобы ясно разглядеть на лице Мэя ужас, смешанный с ненавистью.

Чудовища, конечно. И я не меньшее чудовище, а может, и большее из всех. Но мне никогда не хотелось избавиться от своей драконьей крови. Стать таким же, как мои родичи? Сколько угодно раз! Но отказаться от них навсегда… Нет. Пусть моими поступками руководят трусость, малодушие и прочие неприглядные качества, я родился драконом. И умру им. Ущербным, искалеченным, ненавидимым, презираемым, но всё же драконом. Это единственное, чем я могу гордиться без оговорок и доказательств. Прочее, что сотворено мной по делу и без дела, колеблется на весах мира, не способное склониться ни в пользу добра, ни в сторону зла. Происхождение же останется неизменным и необсуждаемым.

Наверное, мне следовало пылать ненавистью и праведным гневом, но… Я всегда буду любить свою мать. За то, что она позволила мне увидеть свет. Позволила вдохнуть воздух подлунного мира. Подарила хоть короткую, но жизнь. Правда, уходя за Порог и зная, каково это — жить, только горче жалеешь, однако… Лучше знать и платить высокую цену за своё знание, чем беззаботно пребывать в небытии. По крайней мере, интереснее.

— Я опять что-то сказал не так?

А он искренне расстроен. Чем? Моим огорчением? Вот уж беда так беда…

— Нет, всё верно. Драконы — чудовища.

— Тогда почему ты так странно это говоришь?

Оборачиваюсь. Теперь он смотрит на меня против света, а значит, не может толком видеть моё лицо и различать чувства в моих глазах.

— Странно?

— Словно это больно.

— Тебе показалось.

— Нет. Не показалось.

— Поговорим потом, хорошо?

Он промолчал, соглашаясь, но через вдох сказал:

— «Искры» назад всё равно не возьму.

— Мэй, я не желаю слушать никакие возражения по этому…

— Я не хочу оказаться в Драконьих Домах.

Вот как? Страх перед непонятной до конца, но очевидной опасностью подтолкнул эльфа к безрассудному, но единственно возможному — в меру его фантазии, разумеется, — обходному пути. Однако представляющееся одному спасением для другого может означать безусловный и трагичный финал. Для меня, к примеру. Потому что, доверив гроздь «искр» моим пальцам, Мэй, сам того не ведая и не желая, принёс присягу тем чудовищам, от которых старался убежать. Ну что за наказание…

Ладно, вывернусь и из этой ловушки. Можно же заявить, что вручение состоялось без соблюдения надлежащих церемоний, да и вообще персоне, участвующей в обряде не под своим собственным именем, и… Можно. И мне будет достаточно подобных оправданий. Мне. А ему? Тупик. От слова «тупой». Причём относится сие определение целиком и полностью только к одному из присутствующих в комнате. Показывать пальцем не нужно, и так всё ясно.

Но обнадёживать малолетнего хитреца лишний раз не буду.

— Думаешь, я смогу поспорить за тебя с драконами?

Он молчит, делая вид, будто погружён в размышления, а на деле просто надувая щёки для пущей важности.

— Думаешь, моих сил хватит, чтобы бросить вызов самым могущественным существам в мире? Если они потребуют твоего служения, мне придётся…

— Ты всё равно не уступишь.

— Почему это?

— Потому что ты упрямее всех драконов вместе.

Скорее уж всех ослов, когда-либо рождавшихся под тремя лунами.

— Одного упрямства мало.

— Для сражения?

— Для войны.

Мэй улыбнулся, и на сей раз движение губ, припухающих от начинающих затягиваться ранок, почти лишено боли, остаётся лишь лёгкая тень где-то в глубине, тень, растворяющаяся в забвении.

— Вот видишь, ты уже согласился!