Право записывать

Когда я получила Фимино письмо – я огорчилась. Оно было доброе и дружеское, однако я сильно огорчилась. Я думала: когда болела Галя[46]и мне вправду было тяжело – друзья молчали. А теперь они пишут, утешают, сочувствуют. Неужели они думают, что не тогда, а теперь мне нужна поддержка?

Так я думала. А потом пошли письма из Киева, Челябинска, и даже брат мой, который знает меня давно и должен бы понимать лучше других – тоже написал, чтоб я держалась. И даже прислал телеграмму ко дню рождения: «Желаю счастья, здоровья, крепких нервов». Очень странно. Но если так пишет родной брат, то какой же спрос с Фимы?

И я решила больше ни на кого не сердиться. И я даже решила сообщить, что жду новых писем, поскольку сегодня меня выругали в «Комсомольской правде» и «Московской правде» – последняя ругает за выступление на пленуме: «М. Алигер и Ф. В-ва пытались взять под защиту произведения, осужденные советской общественностью». Я очень прошу вас прочитать «Моск. правду» за 15 марта – там большой подвал о пленуме. Итак, за вами – 2 письма. Если меня выругают еще где-нибудь, я пришлю телеграмму: «Жду писем».

Одно скажу: я ни о чем не жалею. Ни о статье в «Лит. газете», ни о выступлении. Меня немного удручает, что это может отразиться на книге. Трахнут – и всё. И это бы ничего – только бы можно было работать дальше. Но думаю, что теперь всё же не те времена, чтоб из-за плохой рецензии загубили книгу. Ну, поглядим.

Галя – дома. Веселая, славная. Повязку еще не сняли, но пока всё хорошо.

Сейчас уже глубокая ночь – т. е. уже 16-е, день моего рождения.

Будьте здоровы, счастливы, целую вас и девчонок.

Фрида

Очень я устала и очень завидую, что вы каждое воскресенье ходите на лыжах.

Если письмо мое какое-нибудь не такое – сухое там или сердитое – простите – я просто очень усталая, а написать хотелось.

Итак, 2 письма: одно за «Комсомолку», другое за «Моск. правду».

Из письма Эткиндам от 19/III – 1957 г.

Вчера я впервые огорчилась – ненадолго, но сильно. Позвонили из «Л. Г.»:

– Видимо, мы будем отвечать «Комс. правде». Но для этого придется признать некоторую односторонность нашего выступления. Хотим посоветоваться с Вами насчет формулировки.

– Нет, – говорю, – формулируйте сами. То, что было до сих пор, не замутило и поверхности моей души, а вот это мне снести будет трудно – ваше отречение.

– Вы должны нам посочувствовать.

– Теленка режут, а он должен жалеть руку, которая его режет?