Право записывать

Сухие казенные строчки
Заменит сегодня стих.
Во-первых, оно короче,
Душевнее, во-вторых…
К тому ж заявлений куча,
Отправленная в дорогу,
Жизнь не сделала лучше —
Быть может, стихи помогут?!
Жить так больше невмочь!
Площадь 13 и 6.
Я,
жена,
сын,
и дочь,
И теща родная есть…
Сырость и темнота
В нашем полуподвале,
И непригодным его для жилья
Не зря ведь врачи признали.
Сумрак у нас зловещий,
Солнца у нас не бывает.
Плесень съедает вещи,
Сырость людей съедает.
Сыну Женьке тринадцатый год,
Бледные щеки, унылый взгляд,
В тубдиспансер попал на учет:
Легкие барахлят…
В прошлом году родилась дочурка,
В светлое Завтра открылась дверца…
И сразу беда.
Обухом по чурке:
Врожденный порок сердца.
Тещу жалко, печальный факт:
На пенсию вышла на склоне лет,
Перенесла уже два инфаркта,
Не то что угла —
Даже койки нет!
Как больно газетные сводки читать,
Что всюду цветам новоселий цвести,
Когда моим детям нечем дышать,
А я не могу их спасти.

Я спросила: «А теща хорошая?»

Он ответил, подумав: «Родная…»

Третья речь председателя домкома

– Сегодня я скажу про старушек. Есть такие старушки, что они и понятия не имеют, что такое стать на очередь. И если мы такую старушку не переселим, она до самой смерти будет жить без окон, без дверей, полна горница людей.

Чей-то голос:

– Каких людей?

– Поговорка такая. Вы что уж, книг не читаете, не слыхали, что поговорки есть? К такой старушке придешь, а она тихо живет, не жалуется. В пристроечке живет, а пристроечка ветхая и туалета нет. А что человеку делать без туалета? И такая старушка ходит, бедная, несчастная, в другой дом. А если ночью схватит?

Вы, товарищи депутаты, не беспокойтесь, если на ваш участок старушек вселяют. Старушка – это ничего. Она поживет маленько, а потом помрет, и опять жилплощадь свободная и опять можно очередников вселять.

А еще я хочу сказать про матерей. Что есть мать? Мы всё это понимаем. И с матерью судиться кому охота? Никому. Но – надо. Если сын женился, а она невестку прописывать не хочет, это ж куда годится? Если мать зарывается, этого тоже спускать не следует. Раз спустил, другой, и глядишь, она уже не мать, а дикий зверь.

Есть хорошие старушки. Чистенькие такие. Посмотреть – и то удовольствие. А есть такие старушки, что это уму непостижимо. Вот есть старушка Семенова Ефросинья, по Огарева, дом пять. Что у ней в комнате, товарищи дорогие, это ж видеть надо! Худые ведра, пищевые отходы, дохлые крысы. Это ж нестерпимо. Мы эту гражданку чистили неоднократно, вывозили грузовиками разное тряпье и прочий ужас. И эта Семенова отравляет жизнь, там у нее всё гниющее, остальные жильцы в квартире прямо задыхаются. Ведь она живет, можно сказать, в полной помойной яме. Мы ее неоднократно предупреждали. А она согласится и опять за свое.

Вот хотим подключить депутатов… Хотим предложить нам помочь. Это мы доказали свое бессилие, как говорится, расписались. Но выхода нет…

Хлебопек

– Хлебопек я… (Плачет.) Воевал в гражданскую и в эту… Контуженный… Шестьдесят четыре года мне…

После смерти жены сошелся я тут с одной гражданкой. У нее тоже муж помер. Она моложе меня на тринадцать лет. (Плачет.) Вот… Имею контузию. И вот, жену… Я ей говорил: я тебе надоем. А она заверяла. Очень сильно заверяла. Дочь моя мне тоже говорила: у тебя возраст один, у нее другой. Ой, смотри! А я не посмотрел. Не понял я, что просто ей надо было вещи после жены прихватить. А какие такие вещи? Юбчонка. Валеные сапоги. И весь гардероб. И вот расписались мы и началось нетерпимое отношение. Оскорбляет. (Плачет.)

Несколько дней спустя подхожу к конторе. Вижу, стоит Ребров. Лицо твердое, жесткое. Не плачет: злобно и холодно отругивается.

– А тебе жалко? Пошел к черту!

– А, не любишь! – кричит ему высокий поджарый дядька с глубоко ввалившимися глазами. – Дом в Арзамасе продал за пятьдесят тысяч, а теперь хочешь смухлевать: жена там прописана, ты – здесь, а потом обменяться на двухкомнатную? Так, да?

– А тебе жалко? Пошел ты…

Увидел меня, и вдруг на лице беспомощная гримаса:

– Товарищ депутат, так как же?

– Для того, чтобы выписать вас отсюда, нужно было ваше согласие и ваша подпись. Без этого не выписали бы.

– Да она такая… За меня подписалась… Она опутала… Она кого хочешь…