Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

Криминологи полагали, что отдельные статьи об алиментах в Семейном кодексе позволят снизить число детоубийств. Они считали, что выплаты на ребенка дадут незамужним матерям средства к существованию, и тем самым будет устранено множество факторов, ведущих к детоубийству. Однако, судя по всему, алименты не смогли весомым образом поправить материальное положение большинства женщин. Хотя в 1920‑е годы очень многие женщины обращались в суд за алиментами (в 1925 году дела по назначению алиментов составляли 7,7% от всех гражданских дел, слушавшихся в судах Москвы, и 12,6% дел, слушавшихся в губернии [Смирнов 1925: 5]), во многих случаях женщины не получали запрашиваемую сумму. Низкие зарплаты и безработица мешали алиментам превратиться в значимый источник дохода для матерей-одиночек, поскольку отцам зачастую просто нечего было выплачивать. Большинство мужчин заводили новые отношения и с трудом справлялись с содержанием на свою скудную зарплату одной семьи, не говоря уж о двух или больше. Кроме того, мужчины часто попросту исчезали — переезжали в другой город, меняли место жительства: получить в таком случае алименты становилось почти невозможно[333]. В итоге сложности с применением законов о содержании ребенка часто перевешивали их потенциальные выгоды. Более того, сама вероятность назначения алиментов и их широкомасштабное взыскание до определенной степени дестабилизировали традиционные отношения и сделали многих матерей и детей жертвами преступлений. Готовность женщин идти в суд отстаивать свои права подставляла и их, и их детей под агрессивную реакцию отцов, взаимосвязь между алиментами и убийствами вызывала такой интерес и озабоченность, что Верховный суд РСФСР счел необходимым высказать свое мнение касательно роли отцов и их родительской (и социальной) ответственности.

Кроме того, большевики рассчитывали, что альтернативой детоубийству станут легальные аборты, поскольку у женщин появится безопасная возможность прекращения нежелательной беременности. Еще до революции общественные реформаторы призывали к упразднению законов, запрещавших аборты (за это действие наказывали так же, как и за детоубийство), с целью защитить здоровье женщин, оздоровить моральный климат и положить конец детоубийствам. Они считали, что легальные аборты — это необходимое зло, с их внедрением женщины перестанут обращаться к невежественным бабкам с их антисанитарией и к опасным домашним средствам, после приема которых многие попадали в больницы с отравлениями и осложнениями. По словам Гернета, жертвами неудачных абортов в 1913 году были 41,8% пациенток московских лечебниц, а в Санкт-Петербурге процент был даже выше [Гернет 1927: 13][334]. Более того, в конце XIX века, когда социалистические идеи получили широкую поддержку и вырос интерес к «женскому вопросу», споры о праве на аборт стали маркером общего положения женщин в российском обществе и их права распоряжаться собственным телом и делать самостоятельный выбор[335]. Хотя российские общественные деятели с прежней опаской относились к тому, чтобы ослабить социальный контроль над женщинами, некоторые из них, например, И. Б. Фукс, признавали, что женщинам необходимо дать право собственного выбора: «Женщина, одна она несет на себе все тяготы и страдания деторождения, всю сложность воспитания и развития ребенка, а потому ей одной должно быть предоставлено право решения вопроса относительно количества ее детей» [Фукс 1910: 21-22]. Фукс приходит к выводу, что «упраздение закона о плодоизгнании повлияет несомненно на уменьшение количества детоубийств» [Фукс 1910: 20].