Статистика преступлений, собранная в первый послереволюционный период, вроде бы свидетельствует о постоянном росте уровня преступности[96]
. Действительно, по словам одного исследователя, в 1917 году уровень преступности был в четыре раза выше, чем в начале века [А. Г. 1927: 369, 371]. В связи с этим взрывным ростом, которым сопровождались шаткость ситуации, насильственные перемещения населения и трудности начала XX века, новое большевистское правительство выказывало постоянно растущий интерес к исследованиям преступности. Преступность стала серьезной проблемой после того, как изменилось определение понятия «преступная деятельность», выросло количество правонарушений, а тюрьмы оказались переполнены сильнее прежнего. Первое время государство попыталось свалить ответственность за проблему на пережитки прошлого и тяготы жизни во время войны. В начале 1918 года «Известия» писали:Старая власть и старые законы низвергнуты. Но новая власть еще не успела установить свой порядок и свой авторитет. Народные массы, привыкшие во время революции не считаться ни с какими законами, сохраняют эту привычку и тогда, когда враг уже сломлен. <…> Не надо также забывать, что к торжествующей революционной демократии, одушевленной самыми чистыми намерениями, всегда <…> пристраиваются различные темные элементы, люди с уголовным прошлым, совершившие в своей жизни не одно жестокое преступление. Эти элементы и во время революции продолжают сохранять свои старые жестокие и преступные привычки[97]
.Озабоченность государства масштабами и характером преступности подхлестнула его желание содействовать исследованию этого феномена с целью выработать наиболее эффективные способы борьбы с правонарушениями, которыми можно будет пользоваться до того момента, когда успешное внедрение нового, образа жизни положит конец самой проблеме. Как заметил один исследователь,
советский законодатель подчеркивает, что преступление — результат социально-экономических условий жизни, а потому к преступнику нужно применить меру социальной защиты, приспособить его к условиям трудового общежития, а не мстить ему. Потому необходимо изучать преступность и преступника, чтобы выяснить, каким образом ликвидировать преступность и как бороться с преступлениями до ликвидации их [С. Т. 1927: 105].
Поскольку предполагалось, что с построением социализма преступность отомрет и исчезнет, считалось, что анализ уровня преступности является мерилом движения к этой цели.
Ученые воспользовались возможностями, которые подарила им Октябрьская революция, и стремлением нового режима к созданию новых научных учреждений и, не теряя времени, занялись подготовкой новых учебных программ и открытием новых криминологических организаций для проведения научных исследований — применяемая методология их особенно не тревожила. Новые советские криминологические организации обеспечили ту самую институциональную структуру, которой не хватало дореволюционной российской криминологии. Хотя некоторые дореволюционные исследователи были членами российского отделения Международного союза криминологов[98]
, а Министерство юстиции оказывало поддержку исследованиям, предоставляя статистику по преступлениям и приговорам[99], в царской России не существовало специальных организаций, которые вели бы и развивали научную деятельность в области криминологии, а кроме того, криминология не изучалась в качестве отдельной специальности в российских университетах. Изучение преступлений оставалось маргинальным занятием в рамках более широкого поля юридической науки и сферы поддержания общественного порядка.