Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

Создание криминологических кабинетов в Саратове, Москве и Ленинграде свидетельствует о том, что в период НЭПа сложилась атмосфера относительной свободы, у местных специалистов появилась возможность разрабатывать практические подходы к преступному поведению, а региональные юридические и административные органы стали проявлять отчетливый интерес к изучению преступности и преступников[114]. Эти ранние организации, по большому счету, воплощали в себе интересы, приоритеты и подходы тех лиц, которые стали их создателями. В первые бурные годы существования советской власти государственные органы прежде всего были озабочены тем, как управляться со все растущим числом правонарушителей, наводнивших суды и тюрьмы, а отнюдь не разработкой новых «советских» криминологических теорий. Соответственно, специалисты, работавшие в криминологических организациях ранних лет, делали упор на практические вопросы и на отдельных преступников, в надежде понять, какие мотивы ими движут и как лучше всего пресекать преступное поведение — во многих случаях речь шла о претворении в жизнь идей, которые были предложены профессионалами еще до революции. Что касается взглядов и ориентации, эти специалисты заложили основы будущих исследований преступности в раннесоветский период, обусловив как их масштаб, так и направленность.

Особое внимание специалистов к личности преступника отражает в себе значительное влияние новых открытий западной криминальной психиатрии на российскую криминологию[115]. Исследования психиатров оказались крайне полезны для рассмотрения поведения и реакций любого человека, а преступники были идеальными (в силу своего содержания взаперти) объектами таких исследований. По мнению этих специалистов, изучение личности и побуждений отдельного правонарушителя помогало, помимо прочего, разработать конкретные коррективные меры и действия, которые государство может предпринять с целью снижения уровня преступности. Действительно, активное участие психиатров в создании первых институтов и кабинетов свидетельствует о целенаправленных усилиях по развитию психиатрической и судебно-медицинской экспертизы, а также о попытке донести эти специализированные сведения до судов и тюрем[116]. Соответственно, ранние криминологические организация служили практическим нуждам местных и региональных органов власти, одновременно обеспечивая специалистам возможность осуществления научной деятельности.

Что касается специалистов-криминологов на местах, психиатрическое изучение преступников не вступало в противоречие с общественно-экономической ориентацией советской идеологии. Сделав экономику центральной опорой своих задач по искоренению эксплуатации пролетариата, большевики выдвинули на первый план экономические и материальные соображения, причем этот идеологический постулат проник во все сферы советской жизни. Хотя в годы НЭПа социалистическое переустройство страны несколько замедлилось ради общего оздоровления экономики, государство не оставляло попыток переустроить быт, культуру и общественные отношения в соответствии со своими идеологическими догмами[117]. Для криминологов подобная направленность означала, что они обязаны давать преступности общественно-экономические объяснения. Такой подход вполне устраивал представителей левого крыла, которые толковали преступность в социологическом ключе; привлекательным он показался и тем, кто использовал в своих исследованиях психологический подход. Один автор отметил:

Мы стоим на почве научного детерминизма <…> считая, что каждый наш шаг, каждая мысль является результатом сложного взаимодействия влияний, социальных и биологических, на наш организм — мы не можем, конечно, смотреть на преступника, как на носителя свободной злой воли (точка зрения классической школы уголовного права), а видим в нем, в его личности и поступках, продукт среды, условий индивидуального развития и т. д., что в сумме обусловливается, конечно, существующими общественноэкономическими отношениями [Изучение 1925: 3].

Для этих специалистов исследования личности преступника были равнозначны исследованиям его общественно-экономического положения — и неотделимы от последних.