Впрочем, даже превратившись в филиалы Государственного института, местные криминологические кабинеты сохранили значительную независимость от центра. Самостоятельность на местах зачастую проявлялась в форме сосредоточения на психиатрической оценке отдельных преступников[134]
. Ростовский кабинет, которым руководил психиатр В. В. Браиловский, с особым упорством сопротивлялся внедрению более марксистского, или общественно-экономического, подхода к исследованиям преступлений. Ростовское отделение называлось Кабинетом по изучению личности правонарушителя и было создано под эгидой Северо-Кавказского краевого управления здравоохранения. С 1926 по 1928 год при нем выходил журнал «Вопросы изучения преступности на Северном Кавказе», почти полностью посвященный психиатрическому анализу правонарушителей и их психопатологиям. В редакционной статье Браиловский, вслед за Звоницкой, писал о совместимости биологического и социологического подходов к преступности и о необходимости учитывать оба аспекта. Задавая тон деятельности Ростовского кабинета, Браиловский подчеркивал, что психологический и биологический подходы могут стать дополнением к социологическим исследованиям:Отшельник в пустыне не совершает преступлений — для этого ему нужна среда себе подобых, социальная среда; тысячи автоматов и машин тоже не совершают преступлений — для этого нужны живые человеческие организмы. Изучать порознь живые организмы преступников, игнорируя социальные условия, и наоборот — значит вносить в дело пагубную односторонность; нерационально ограничивать сферу компетенции какой-либо из соприкасающихся дисциплин, и не контактировать в методах — также вредно [Браиловский 1926: 9][135]
.Браиловский считал, что у социологов и психиатров должны быть в рамках криминологических исследований свои отдельные, но взаимодополняющие ниши. Объявляя биологический подход необходимым, уникальным, но при этом второстепенным по отношению к социологическому, Браиловский тем самым защищал свои профессиональные интересы, равно как и психиатрический подход, принятый в Ростовском кабинете.
Такая верность психиатрическому подходу, при том что Государственный институт ратовал за более социологический уклон, отражала глубоко укоренившуюся методологическую двойственность советской криминологии. То же самое отмечал и Ширвиндт:
Открытие Государственного института по изучению преступности и преступника было связано с признанием в советских республиках решающего значения экономики социализма для ликвидации явлений преступности в СССР. Однако такое признание не суживало всестороннего изучения преступника, преступности и средств борьбы с нею. Об этом говорила сама структура института [Ширвиндт 1958: 139].
Через создание биопсихологической секции наряду с социологической, Государственный институт признал значимость вклада уголовных психиатров в изучение преступности. Кроме того, участие Наркомздрава в основании Государственного института предполагало, что в работе последнего будут учтены и интересы этого комиссариата (в плане психиатрического здоровья преступников и судебно-медицинской психиатрической экспертизы для судов). Эти факторы обеспечивали определенную терпимость в отношении к психиатрическим исследованиям, несмотря на усиливающееся политическое давление на криминологию, требовавшее более «советского» (то есть социально-экономического, а не психиатрического) подхода.