Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

Криминологи подчеркивали, что городские жители, в отличие от сельских, вовлечены в «борьбу за существование», и полагали, что именно эта борьба приводит к более высокому уровню преступности в городах. Как отмечал Маннс, атмосфера города создавала искушения «для людей неустойчивых и слабовольных, толкая их на путь преступлений, в первую очередь — на совершение разнообразных имущественных преступлений (краж, мошенничеств), при помощи которых они рассчитывают добыть необходимые им средства» [Маннс 1927: 25]. Маленький заработок, высокий уровень безработицы, стесненные и скудные условия жизни и периодические проблемы с продуктами питания вносили свой вклад в более высокий уровень городской преступности. Что же до сельских жителей, они имели доступ к природным ресурсам, у них было меньше оснований идти на нарушение закона. Как отметил один исследователь, в деревне, «где каждый житель обеспечен в удовлетворении самых насущных нужд, где почти каждый крестьянин имеет свой дом, свой огород и полевой участок земли, там, естественно, условия борьбы за существование не встают в такой остроте, как в городе» [Ю. Б. 1925: 24]. На взгляд криминологов — не исключено, что сильно идеализированный, — жизнь на селе была проще и прямолинейнее городской, что и обусловливало ее большую «примитивность». Даже если городская атмосфера и способствовала более высокому уровню преступности, природа преступлений в городах, а именно более непосредственная взаимосвязь преступности с экономикой, делала их «прогрессивнее» преступлений на селе.

Когда речь заходила о женской преступности, различие между городским и сельским криминологи помещали внутрь дихотомии «публичное — частное». Для них традиционной сферой женского влияния была семья, где «домашняя хозяйка, жена и мать оказывались иногда как будто прикованными цепями к очагу и люльке» [Гернет 1927б: 120]. Понятно, что женщине было свойственно более остро реагировать на семейные проблемы гнев и раздражение она изливала на тех, кто находился в пределах досягаемости. Статистика вроде как подтверждает такие выводы: до Первой мировой войны женщины совершали всего 3,4% всех убийств, при этом 27,9% убийств супругов и родственников [Гернет 1922а: 137][220]. Как было отмечено выше, криминологи пришли к выводу, что замкнутость женщины внутри семьи минимизировала уровень женской преступности и сужала круг совершаемых женщинами правонарушений. Древние патриархальные традиции, дававшие мужу полную власть над женой, дополнительно ограничивали участие женщин в общественной жизни и, соответственно, диапазон их преступной деятельности [Меньшагин 1928: 60][221]. Соответственно, в том, что касается склонности к правонарушениям, женщина оставалась замкнутой в частной сфере, а значит, преступность ее носила «сельский» характер.

Криминологи ожидали, что после революции круг женских преступлений расширится в силу более активного участия женщин в общественной жизни и «борьбе за существование» [Ю. Б. 1925: 24; Тарновский 1925: 28; Гернет 1927б: 160]. Именно этим они объясняли кратковременный рост уровня женской городской преступности во время войны: женщины влились в ряды рабочего класса, заменив мужчин, ушедших на фронт[222]. Как писал Гернет, во время войны женщины освоили множество новых профессий: помимо прочего, они патрулировали улицы, водили трамваи и тушили пожары. Эти новые виды деятельности «открыли и новые возможности правонарушений» (Гернет 1927б: 120][223]. Криминологи считали, что, по мере расширения ее вовлеченности в городской рынок труда и в общественную сферу женщина будет «принуждена чаще сталкиваться с законом» [Родин 1926: 99]. Та же динамика отражена и в уголовной статистике: в 1922 году 33,4% женщин-осужденных в СССР совершили преступления в городах, а к 1923 году показатель вырос до 41,4% [Маннс 1927: 27; Гернет, Родин 1924: 117]. Рост уровня женской городской преступности наводил на мысль, что участие женщин в «борьбе за существование» придаст женской преступности более «городской» и современный характер.

Хотя криминологи и полагали, что в городах женская преступность станет более «прогрессивной», собранная ими статистика говорила о том, что женская преступность остается «сельской» и домашней. Как отметил один криминолог,

основной сферой преступной деятельности современной русской женщины, поскольку она все еще оторвана от широкой общественной работы, являются такие преступления, которые тесно связаны с жизнью в тесном семейном кругу: самогон, преступления против личности (драки, ссора и т. д.), поджоги и общеопасное истребление имущества на почве ревности [Ю. Б. 1925: 27-28].