Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

В своих рассуждениях о женской преступности российские криминологи тоже подчеркивали роль физиологии и репродуктивной функции. Отталкиваясь от портрета женщин, нарисованного Ломброзо и его современниками-европейцами, российские исследователи видели в женщинах кормилиц и матерей, жизнь которых сосредоточена в домашней сфере, а природные материнские и моральные качества служат сдерживающим механизмом для потенциально патологической сексуальности. Как писал юрист и криминолог Фойницкий, женщина – это «наша мать, жена, сестра или дочь <…> производительница поколений, хранительница традиций, первая и главная воспитательница человека и лучшая его отрада» [Фойницкий 1893: № 2, 123]. В традиционной русской культуре подчеркивается важность брака и семьи в жизни женщины, тем самым ее роль и смысл жизни определяются через репродуктивные функции[150]. Совершаемые женщинами преступления, согласно ожиданиям криминологов, должны были происходить именно в этой сфере – как реакция на мучающие женщин бытовые проблемы. В то же время, особенно совершая тяжкие преступления в отношении родственников, женщины действовали вразрез с тем поведением, которое предписывалось им согласно идеалам материнства, и в этой связи действия их несли в себе угрозу дестабилизации общества. Соответственно, отношение к женским правонарушениям и к положению женщины в обществе оставалось внутренне противоречивым. Как это ни парадоксально, те же самые силы, которые должны были удерживать женщину в пределах «нормального», делали ее потенциальной преступницей. Женская сексуальность (точнее – способность к деторождению) являлась одновременно и стабилизатором нравственности, и катализатором преступности. Если посмотреть с этой точки зрения, традиционное положение женщины создавало специфические сложности, которые толкали ее на преступление, но при этом именно традиционное положение, то есть нравственные устои, сдерживали ее сексуальность, равно как и преступные наклонности.

По мнению криминологов XIX века, женщины легче и в большей степени, чем мужчины, подпадали под влияние собственной сексуальности именно потому, что были теснее связаны с бытом и семьей. Как отметил один исследователь,

У женщины, вследствие более тесного круга ее деятельности вообще, половое чувство и связанные с ним волнения и аффекты занимают гораздо большую часть ее внутреннего мира, чем у мужчины. <…> Все названные преступления в большей своей части вытекают из тех или других ненормальностей или осложнений половой, а также семейной жизни. Тяжесть этих осложнений или отклонений от обычного, нормальнаго типа гораздо чувствительнее отзывается на женщине, как более зависимом сравнительно с мужчиною и менее способном к самостоятельности существе, что и увеличивает для женщины вероятность совершения столь тяжких преступлений, как детоубийство и убийство близких лиц, несмотря на то, что вообще преступность женщины значительно уступает преступности мужчины [Итоги 1899: 143–144].

Если посмотреть с такой точки зрения, то привязанность женщин к дому и определяющее влияние семьи способствуют усилению роли сексуальности в их жизни. В результате проблемы в этой сфере женщины переживают куда острее, чем мужчины, и более склонны остро на них реагировать. Реакции проистекают не из изначально патологического характера женской сексуальности, а из физиологических аберраций, которые возникают как следствие привязанности женщин к дому. С одной стороны, женская сексуальность укрепляет нравственные устои женщин, с другой – аберрации в сексуальных и психологических функциях толкают женщин на преступление.