Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

По мнению Терентьевой, у С. был шизофренический темперамент с элементами импульсивной психопатии, а также патологический половой инстинкт с элементами садизма. Исследовательница полагала, что ряд жизненных невзгод, в том числе – смерть любимого мужа и длительная болезнь, ослабили организм С. и сделали ее избыточно импульсивной. При этом основную роль в усугублении ее состояния сыграла сексуальность, поскольку «чем больше росла страсть к карточной игре, тем больше увеличивалась и половая патологически-повышенная возбудимость». Терентьева пришла к заключению, что причиной преступления стала развившаяся до степени патологии сексуальность, а также то, что «конец климакса, а он у 50-летней женщины не за горами, будет обозначать конец ее влечений и общественную безопасность» [Терентьева 1927]. Соответственно, С. может встать на путь исправления, но только после того, как утратит способность к деторождению. Выступая на суде, Терентьева подчеркнула патологические черты личности обвиняемой. При этом в отчете о судебном заседании, опубликованном в журнале для судебных работников «Пролетарский суд», особый упор сделан на виновности работодателя С., взявшего на работу женщину, с которой познакомился в казино, и потом часто оставлявшего ее без надзора [Кандинский 1926: 12][188]. В обоих описаниях этого преступления первопричиной его выступает женская сексуальность, а на первый план выдвигается сексуальная патология женщины, приобщившейся к общественной жизни, но оставленной без присмотра. Даже когда женщины совершали преступления, которые не смогли бы совершить, не получив более свободного доступа к «борьбе за существование», криминологи по-прежнему предлагали объяснения женской преступности, которые снимали с женщин обвинения, перекладывая вину на их физиологическую и сексуальную сущность и неукротимые страсти, которые и толкают на противоправные действия.

Женщины-рецидивистки

Уровень женского рецидивизма служил для криминологов красноречивым подтверждением взаимосвязи между женской преступностью, женской физиологией и вовлеченностью женщин в «борьбу за существование». Плохое знакомство с реалиями общественной жизни и замкнутость в домашней сфере мешали женщинам участвовать в преступной деятельности с той же активностью, что и мужчины; при этом если женщины все-таки попадали в преступный мир, им, по наблюдениям криминологов, труднее было вернуться к честной жизни. В итоге статистика показывала, что число повторных преступлений среди женщин было в относительном выражении выше, чем среди мужчин – для криминологов это служило доказательством того, что женская «более слабая» природа, «врожденные» преступные наклонности, равно как и общественное положение, делали задачу перевоспитания преступниц и полноценного включения женщин в жизнь советского общества куда более сложной.

Рецидивизм оставался для криминологов и судов серьезной проблемой на протяжении всех 1920-х годов, поскольку служил показателем неспособности советской пенитенциарной системы успешно перевоспитывать всех заключенных. Советская пенитенциарная система, построенная на принципах прогрессивизма, пыталась возвращать правонарушителей к нормальной жизни через исправительный труд и приобщение к культуре[189]. Уровень рецидивизма отражал в себе недостатки пенитенциарной системы, а также сложности, связанные с превращением преступников в честных граждан. Однако в то же время уровень рецидивизма говорил о том, что определенные правонарушители несут в себе большую «общественную опасность», чем другие, а значит, заслуживают более жесткого наказания. Согласно криминологической статистике, хотя подавляющее большинство преступников в ранний период существования советского общества нарушили закон впервые, от 10 до 20 % заключенных попали за решетку не в первый раз. Около 25 % от этого числа имели за плечами две и более судимостей [Тарновский 1925: 53][190]. Рецидивисты, как правило, редко получали короткие сроки, чаще – длительные (см. Таблицу 2). При этом разница в наказании для рецидивистов и лиц, совершивших преступление впервые, оставалась минимальной. Например, что касается убийц, на счету у которых уже был ряд преступлений, разница в сроке заключения становится очевидной, только если речь идет о самых суровых наказаниях: около 25 % получали срок в 8-10 лет, при том что в случае первого преступления цифра эта была менее 10 % (см. Таблицу 3).

Таблица 2.

Длительность тюремного срока, разбивка по числу приговоров и половой принадлежности, 1926

Источник: М. Кесслер. Имущественные преступления по данным переписи 1926 г. // Современная преступность. С. 54.

Таблица 3.

Тюремные сроки за убийство, разбивка по рецидивизму и половой принадлежности, 1926

Источник: А. Шестакова. Преступления против личности // Современная преступность. С. 64–65.