Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

Криминологов-профессионалов особенно волновал вопрос обучения и просвещения женщин-преступниц из сельской местности. Например, среди детоубийц (типично «сельское» преступление, чаще всего совершавшееся женщинами) в 1917 году было 88 % неграмотных. К 1926 году их процент значительно снизился (примерно до 23 %), тем не менее, для сравнения, среди совершивших убийства другого рода неграмотных было всего 12,3 % [Бычков 1929: 14–15]. Для криминологов, несмотря на явственный успех кампании по борьбе с неграмотностью, эти цифры свидетельствовали о сохранявшейся отсталости среди крестьянок. Даже в 1930 году специалисты продолжали делать упор на ту же проблему: различие между уровнем образования у мужчин и женщин имело корни, уходившие в далекое прошлое, однако, как отмечал Бехтерев, «только в советской России, когда женщина наравне с мужчиной приобщается к общественной и культурной жизни страны, грамотность женщины бысто растет, благодаря чему прежняя резкая диспропорция между женской и мужской грамотностью также уменьшается» [Бехтерев 1930:58]. Он подчеркивал, что неграмотность более характерна для женщин, проживающих в сельской местности, а также для тех, кто совершает преступления против порядка управления, личности и собственности [Бехтерев 1930: 70]. Отмечая более высокий уровень неграмотности среди совершивших преступления из этих категорий, Бехтерев подкрепляет сложившиеся представления о таких преступлениях и о совершающих их лицах как о типично «сельских». Здесь неграмотность и невежество априорно связываются с женщинами, крестьянством, преступлениями сельского типа. Деревня все еще живет старой жизнью, крестьянки сохраняют традиционное положение.

То, что криминологи делали особый акцент на обучении и просвещении преступников как на важнейшем шаге к искоренению преступности, соответствовало задачам НЭПа с его поиском альтернативных и экспериментальных путей превращения российских крестьян в советских граждан[238]. В рамках прогрессивной пенитенциарной политики, на всем протяжении 1920-х годов предпринимались усилия по повышению уровня образования преступников – через использование новаторского метода их исправления без долгих тюремных сроков, с целью превращения нарушителей закона в достойных членов общества. Однако усилия эти свидетельствовали и о том, что советская власть смотрит на женщин-крестьянок сверху вниз. Подчеркивая взаимосвязь между безграмотностью, женщинами и сельской местностью, криминологи давали понять, что невежество мешает деревенским преступницам осознать суть своих действий. Только посредством просвещения и повышения «культурного уровня» и сознательности можно было заставить крестьянок задуматься над собственной отсталостью, чтобы в итоге они смогли на равных с мужчинами принять участие в строительстве советского социалистического государства.

Кампания против самогонщиков

В контексте борьбы против преступности и за грамотность, кампания против самогоноварения, развернутая в период НЭПа, служит любопытным примером пересечения географической, половой и классовой принадлежности, а также выявляет представления криминологов о городском и сельском, их взгляды на женщин и понимание понятия «класс». Подчеркивая «сельскую» сущность преступлений, связанных с самогоном, – при том что сама кампания была сосредоточена на производстве и продаже самогона в городах – и высокую степень вовлеченности женщин в эту противоправную деятельность, криминологи подтверждали преимущественно «сельскую» сущность женской преступности как таковой.