Православие и русская литература в 6 частях. Часть 2 (I том)

Душой, и чувством, и умом,

Кого фортуна наградила

Любовью — истинным добром.

Всегда пред Богом он с слезою

Молитвы чистые творит,

Доволен жизнию земною,

Закон небес боготворит,

Открытой грудию стоит

Пред казнью, злобою людскою,

И за царя, за отчий кров

Собой пожертвовать готов.

1830

То, что в основе такого убеждения лежит евангельская мудрость, — сомневаться не приходится. Религиозность народа, отражённая поэзией Кольцова, проявляется и в том ещё, что, отыскивая ответы на обступающие его вопросы, человек как бы бессознательно ищет опору в наставлениях церковных, не мудрствуя лукаво сознаёт в них высшую правду. Показательно стихотворение «Удалец» (1833).

Мне ли, молодцу

Разудалому,

Зиму-зимскую

Жить за печкою?

Мне ль поля пахать?

Мне ль траву косить?

Затоплять овин?

Молотить овёс?

Кольцов повторяет мотив разбойничьих песен, логика которых влечёт мысль по накатанной колее: силы много, тратить их попусту в обыденном труде негоже, лучше обратиться на иное:

Если б молодцу

Ночь да добрый конь,

Да булатный нож,

Да темны леса!

Стану в тех лесах

Вольной волей жить,

Удалой башкой

В околотке слыть.

С кем дорогою

Сойдусь, съедусь ли, —

Всякий молодцу

Шапку до земли!

Оберу купца,

Убью барина.

Мужика-глупца

За железный грош!

Так называемые «блатные» песни, столь хорошо известные человеку XX века, строятся по той же схеме, разве что вульгарнее и по форме и по содержанию. Но у народного поэта находится важнейший довод, разрушающий все соблазны:

Но не грех ли мне

Будет от Бога—

Обижать людей

За их доброе?

В церкви поп Иван

Миру гуторит,

Что душой за кровь

Злодей платится…

Поэтому и молодецкой силе указывается иное приложение;

Лучше ж воином,

За царёв закон,

За крещёный мир

Сложить голову!..

Обращение к Богу, к вере мы нередко видим в тех стихотворениях Кольцова, которые и не связаны прямо с духовным поиском, а говорят о простейших жизненных ситуациях, ибо это так же естественно для поэта, как дыхание. И в том также признак истинности его веры. Как всякая вера, она может и колебаться сомнением:

На что мне, Боже Сильный,

Дал смысл и бытие,

Когда в стране изгнанья

Любви и братства нет.

…………………………

А люди — те же звери:

И холодны и злы;

Мишурное величье —

Молебный их кумир,

И золото и низость—

Защитник их и бог.

И Ты, Отец Небесный,

Не престаёшь вседневно

Щедроты лить на них.

Важно: такое состояние способно питать безверие — жизнь даёт тому множество подтверждений, — но у Кольцова на пути к безверию заслон: молитва к Богу с просьбою дать мудрость для постижения такого труднопостижимого противоречия:

О, просвети мне мысли,

Нерадостны оне,

И мудрости светильник

Зажги в моей душе.

1829

Так и во всяком сомнении — свет не от рассудочного знания, но от Божией мудрости. В размышлении над тайнами природы («Великая тайна», 1833) поэт так же переходит от тяжких дум к сладостной молитве:

Что же совершится

В будущем с природой?…

О, гори лампада,

Ярче пред распятьем!

Тяжелы мне думы,

Сладостна молитва!

Внешне: никакой логики. Но в том-то и искренность и истинность такого духовного проявления, что оно совершается наперекор всякой логике. Такое противопоставление основано на понимании простейшей и важнейшей истины:

Две жизни в мире есть:

Одна светла, горит она, как солнце…

…………………………………

И это — жизнь земного духа:

Долга она — как Божья вечность…

Другая жизнь темна:

В её очах земная грусть и ночь…

…………………………………

И это — жизнь земного праха:

Кратка она, как блеск звезды падучей.

1837