Православие и русская литература в 6 частях. Часть 2 (I том)

Майков был мудр, ибо знал: суетность человеческой жизни когда-нибудь придёт к неизбежному — к той тьме, в которой потребен окажется Свет особый, Свет Святости. Как то избыть? Мирское мудрствование знает одно давнее шаблонное заблуждение относительно иноческого подвига: монашество-де есть измена живой жизни, выражение полной общественной бесполезности.

Если понимать общественный интерес как «борьбу» за земное благополучие, то иночество и впрямь никакого касательства к тому не имеет. А вот в истинной нужде человеческой — без него нет исхода из тьмы:

И ангел мне сказал: иди, оставь их грады,

В пустыню скройся ты, чтоб там огонь лампады,

Тебе поверенный, до срока уберечь,

Дабы, когда тщету сует они познают,

Возжаждут Истины и света пожелают,

Им было б чем свои светильники возжечь.

1883

О том же раздирающем душу человеческую противоречивом стремлении к сокровищам небесным и земным, внимание к которому явно и скрыто определяет всё своеобразие русской литературы, поэт своё слово — в общем хоре православных голосов — сказал несомненно:

Смотри, смотри на небеса,

Какая тайна в них святая

Проходит молча и сияя

И лишь настолько раскрывая

Свои ночные чудеса,

Чтобы наш дух рвался из плена,

Чтоб в сердце врезывалось нам,

Что здесь лишь зло, обман, измена,

Добыча смерти, праха, тлена,

Блаженство вечное лишь там.

Концу своей жизни Майков предстоит как религиозный поэт-философ, глубина мудрости которого не уступает тютчевской — а она, кажется, стала эталоном поэтической философии. Вопросу, вековечному вопросу человека о непостижимой ему конечности его познания, ограниченности разума — Майков противопоставляет истинно богословский ответ:

Из бездны Вечности, из глубины Творенья

На жгучие твои запросы и сомненья

Ты, смертный, требуешь ответа в тот же миг,

И плачешь, и клянёшь ты Небо в озлобленье,

Что не ответствует на твой душевный крик…

А Небо на тебя с улыбкою взирает,

Как на капризного ребенка мать.

С улыбкой — потому, что все, все тайны знает,

И знает, что тебе ещё их рано знать!

1892

Эти строки включены в цикл «Из Апполодора Гностика» (фигура вымышлена — давняя традиция литературы), где совершается, как и в цикле «Вечные вопросы», подведение итогов осмысленной поэтом жизни человека: время и вечность, страдание и спасение, земное и небесное — измеряются поэтом мерою, единственно к ним приложимою:

Дух века ваш кумир; а век ваш — краткий миг.

Кумиры валятся в забвенье, в бесконечность…

Безумные! ужель ваш разум не постиг,

Что выше всех веков — есть Вечность!..

1877

Не говори, что нет спасенья,

Что ты в печалях изнемог:

Чем ночь темней, тем ярче звёзды,

Чем глубже скорбь, тем ближе Бог…

1878

«А когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим. 5, 20). Все творцы русской литературы мучились этими же, и подобными им, вопросами, сопрягая их с думой о судьбе России. И как поэт русский истинно, Россию не сторонне наблюдающий и любящий, Майков только в одном и может узреть светлое будущее родной земли, истинно светлое:

Снилось мне: по всей России

Светлый праздник — древний храм,

Звон, служенье литургии,

Блеск свечей и фимиам, —

На амвоне ж, в фимиаме,

Точно в облаке стоит

Старцев сонм и нам, во храме

Преклоненным, говорит:

«Труден в мире, Русь родная,

Был твой путь; но дни пришли—

И, в свой новый век вступая,

Ты у Господа моли,

Чтоб в сынах твоих свободных

Коренилось и росло

То, что в годы бед народных,

Осенив тебя, спасло;

Чтобы ты была готова—