Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 1 (V том)

Романист с отвращением изображает эту паразитирующую на народном теле, хотя и чуждую народу эгоистичную, малограмотную, но наглую и властную, обладающую особыми привилегиями касту. Эти люди живут в полной уверенности своего господства над остальными, их не занимают беды народа, нужды государства, они узревают себя в центре мира, а оттого нет для них ничего выше и важнее собственных жизненных благ и преимуществ.

«От матросов Людмила узнала, что весь пароход был дан для семей ответственных работников, возвращающихся через Куйбышев в Москву, и что в Казани по приказу военных властей на него произвели посадку воинских команд и гражданских лиц. Законные пассажиры устроили скандал, отказывались пустить военных, звонили по телефону уполномоченному Государственного Комитета Обороны.

Нечто непередаваемо странное было в виноватых лицах красноармейцев, едущих под Сталинград и чувствующих, что они стеснили законных пассажиров.

Людмиле Николаевне казались непереносимыми эти спокойные женские глаза. Бабушки подзывали внуков и, продолжая разговор, привычным движением совали во внучачьи рты печенье. А когда из расположенной на носу каюты вышла на палубу прогуливать двух мальчиков приземистая старуха в шубе из колонка, женщины торопливо кланялись ей, улыбались, а на лицах государственных мужей появлялось ласковое и беспокойное выражение.

Объяви сейчас радио об открытии второго фронта, о том, что прорвана блокада Ленинграда, — никто из них не дрогнет, но скажет им кто-либо, что в московском поезде отменён международный вагон, и все события войны будут поглощены мелкими страстями мягких и жёстких плацкарт» (104).

Замечательная деталь: солдаты, едущие на фронт (под Сталинград, где решается судьба страны!), чувствуют свою вину перед этими хозяевами жизни.

Добро бы эти люди обладали какими-то особыми качествами, дававшими им внутреннее право на такое положение. Нет, и этого нет. Командир танкового корпуса полковник Новиков с горечью сознаёт, что те, кому он вынужден подчиняться, не имеют ни знаний, ни ума, ни воли, ни веры для того дела, которым распоряжаются.

«…Грузно поднялось в нём зло на долгие годы прошедшей жизни, на ставшее для него законным положение, когда военно безграмотные ребята, привычные до власти, еды, орденов, слушали его доклады, милостиво хлопотали о предоставлении ему комнатушки в доме начальствующего состава, выносили ему поощрения. Люди, не знавшие калибров артиллерии, не умевшие грамотно вслух прочесть чужой рукой для них написанную речь, путавшиеся в карте, <…> всегда руководили им. Он им докладывал. Их малограмотность не зависела от рабочего происхождения, ведь и его отец был шахтёром, дед был шахтёром, брат был шахтёром. Малограмотность, иногда казалось ему, является силой этих людей, она им заменяла образованность <…>. Перед войной ему казалось, что у этих людей больше воли, веры, чем у него. Но война показала, что и это не так» (256).

Попутно Гроссман разоблачает ложь о рабоче-крестьянской классовости советского государства. Это было государство номенклатурно-бюрократическое.

Недоумённо рассуждает один из офицеров, пострадавший в своё время от власти бюрократов:

«…Я как раз высказывался с классовой точки зрения: покритиковал начальство, уж очень красиво жило. Вот мне и дали по шее. Здесь, по-моему, он и есть, главный корешок бюрократизма: если рабочий страдает в своём государстве» (296).

Да никогда оно не было рабочим — вот что.

Старый рабочий Андреев с горечью признаёт:

«Помните, Сталин говорил в позапрошлом году: братья и сёстры… А тут, когда немцев разбили, — директору коттедж, без доклада не входить, а братья и сёстры в землянки» (642).

Особенный вред приносят жизни паразиты-политработники. Они — «занимаются бумажными делами, болтаются, мешают тем, кто воюет» (178). Они создают повсюду атмосферу всеобщей подозрительности и стукачества. Они видят в живых людях лишь средство для своего карьеризма, они готовы пожертвовать сотнями и тысячами жизней, если это поможет им выслужиться перед начальством. Гроссман почти не обличает этих людей (всё же сознавал, что есть цензура), но лишь ненавязчиво показывает факты, так что истина выявляется и без разъяснений.

Однако и многие амбициозно-неумные безграмотные командиры, заменившие расстрелянных кадровиков, также мало берегли жизни своих солдат. Тот же комкор Новиков на опыте обрёл это понимание:

«Не встречал он, чтобы начальники всерьёз сердились на то, что боевые действия сопровождались большими потерями живой силы. А иногда начальник посылал людей под огонь, чтобы избегнуть гнева старшего начальства и сказать себе в оправдание, разведя руками: «Ничего не мог поделать, я половину людей положил, но не мог занять намеченный рубеж»…» (379).

Другой командир рассуждает так же: