Православие отвергает мирской релятивизм, плюрализм. Оно утверждает, что единая и полная Истина пребывает в личности Христа Спасителя, в учении единой Святой Соборной и Апостольской Церкви.
Культура, с точки зрения православного мировоззрения, есть живая, развивающаяся система, а не застывшая форма. И поэтому формализация и механизация культуры — противоречит христианскому духу и свидетельствует о её вырождении.
Прогресс культуры сознаётся Православием не как количественное умножение её внешних материальных форм, но с точки зрения соответствия культуры её служению «единому на потребу», спасению души человека.
Православие обретает критерий истины не во времени, но в вечности, и именно через осмысление судьбы человека в вечности оценивает всё земное бытие. Именно в этом коренится та проблема противостояния веры и рационального начала, какое навязано культуре секулярным сознанием.
Осмысляя культурное развитие Европы, И.А.Ильин ещё в середине 30-х годов утверждал, что «в пределах самого христианского человечества… образовался широкий антихристанский фронт
, пытающийся создать нехристианскую и противохристианскую культуру»76. Этот процесс начался в эпоху Возрождения (то есть с зарождением гуманизма) и становился всё более заметным с ходом времени. В XX веке, по наблюдению Ильина кризис христианской культуры определяется господством сил, «которые сами оторвались от христианства и от религиозности вообще. Эти силы не ищут Божественного, от Божественного не исходят и Его не осуществляют; мало того, ныне они вступили в ожесточённую кровавую борьбу с Божественным началом, с христианскою церковью и вообще со всякою верующею человеческою душою.Человечество наших дней идёт—
1. Во-первых, за материалистическою наукою
, которая, по-видимому, “преуспевает” в своей области именно благодаря тому, что отбросила “гипотезу” Бога и порвала со всякой религией…2. Во-вторых, современное человечество идёт за светской, безрелигиозной государственностью
, не понимая, что эта государственность оторвалась от своей высшей цели, не служит ей, не видит её, ибо цель эта состоит (всегда состояла и будет состоять) в том, чтобы готовить людей к “прекрасной жизни” (Аристотель), к жизни “по-Божьему” (Блаженный Августин)….3. В-третьих, современное человечество влечётся приобретательскими инстинктами и хозяйственными законами
, которые властвуют над ним и над которыми оно само не властно потому, что утратило в душе своей живого Бога….4. В-четвёртых, современное человечество предаётся безрелигиозному и безбожному искусству
, которое становится праздным развлечением и нервирующим “зрелищем”. <…>Таковы эти четыре силы, увлекающие современное безрелигиозное человечество»77
.Всё это лишь усугубилось к началу третьего тысячелетия.
Эстетствующая культурная элита рубежа XX–XXI столетий, тяготеющая в большей своей части либо к примитивному безбожию, либо к разного рода бесовским соблазнам, вынуждена обожествлять культуру, творить из неё кумира ещё и потому, что сфера душевного предполагает как будто неисчерпаемую широту и многообразие идей, воззрений, истин, гипотез, предположений, тогда как на уровне православно-духовном всё вполне определено: границы между истиной и ложью, добром и злом, грехом и праведностью несомненны и отчётливо ясны. Душевное пытается осуществить свое бытие по принципу и — и
, духовное же знает только или — или. Душевное пытается послужить и Богу и маммоне, духовное сознаёт невозможность этого (Мф. 6, 24). Создаётся обманчивое впечатление, будто на душевном уровне больше свободы, нежели на духовном.Всё покрывается некоторым беспочвенным оптимизмом, пытающимся опереться на мнимое торжество разума. Вера при этом признаётся за нечто слишком ненадёжное и неопределённое. Именно интеллигенция постоянно поддерживает противостояние разума вере, поддерживает уже в силу того, что вне интеллекта её существование обессмысливается.