– Да, Гриш, я любила и была любимой, – продолжила Аня, мечтательно глядя за окно. – Это было много лет назад. Я купалась в Черном море, было, как хорошо помню, жарко и грело солнце. Вообще было, конечно же, прохладно. Так всегда на море. Откуда-то налетал северный ветер, и песок был в пене. И я, сам понимаешь, замерзла, и решила пойти домой. Но моей одежды нигде не было! Я бегала по всему берегу, и сам понимаешь, расстраивалась ужасно. Но тут из кустов вылез улыбающийся парень с моей одеждой. Оказалось, что я ему понравилась. Мы долго разговаривали, и он знаешь, как меня целовал? Я вся была исцелована. Так мы все лето целовались и купались, но скоро наступила осень, и мне пришлось уехать. Мы прощались со слезами, и поклялись друг другу, что никогда не расстанемся. Но на следующее лето его там не было. Я до сих пор сдерживаю клятву, и ни с каким парнем не общаюсь. – Аня закончила свое печальное повествование. На улице наступал лиловый вечер. Под окнами стучали каблуки прохожих. Где-то надрывно хрипела ворона. Крик ворон теперь будет всегда для меня связан с тем, как я иду в школу – когда на улице ещё тьма, и даже фонари горят, а теперь ещё и с этим странным случаем…
Аня откинула прядь волос со лба и строго взглянула на меня.
– Я вижу, ты хочешь меня поцеловать, – сказала она, нахмурив бровки. Я прямо ахнул.
– Нет, что ты, – испуганно сказал я, потому что, блин… Ну, как так можно прямо спросить в лоб???
– Нет?! – удивленно спросила Аня.
– Нет, – ответил я уверенно. Аня задумалась, потом решительно повернулась ко мне и, крепко взяв за плечи, сказала:
– Ты стесняешься, но это вы всегда так – сначала стесняетесь, потом за уши не оторвешь. – С этими словами она подарила мне крепкий поцелуй прямо в губы. Её губы были влажные, тёплые и пухленькие, а когда она прижала своё лицо к моему и я увидел её огромные восточные глаза (подведены чёрной тушью), и нос её коснулся моего носа… А когда приблизилась, я почувствовал на губах её лёгкое дыханье… и такой запах… лёгкий, но какой-то… жвачку, что ли, ела вкусную?… Блин, вообще круто было! Прямо наши носы прижались друг к друге и немного смялись, что ли, ну – как-то накренились – они же мягкие… А потом она наклонила голову в сторону, носы перестали касаться, а мои губы оказались обслюнявлены её горячими почему-то губками, полненькими такими, красивыми… И так странно: её кожа и лицо абсолютно напоминало моё по ощущениям – мягкая гладкая, бархатистая кожа… так странно, – она ведь другой человек! А по ощущениям напоминает меня… А глаза в сумерках класса блестели, в её левом глазу белок отражал зимнее высокое светло-сиреневое небо… А! Ещё волосы – они ж у неё густые, волнистые, и когда она наклонилась ко мне, то пряди её волос стали щекотать меня: и шею, и лоб, и щёки!
– Это всё, – сказала Аня, отодвинувшись, собрала учебники и ушла. Прямо так и сказала: «Это всё». Потом я долго сидел в тёмном классе и облизывал губы…
Вдруг понял, что тут как-то странно идут уроки. То идёт математика, то вместо математики Александр Степанович читает лекцию о какой-то «шумосфере» и пугает нас, что постоянные шумы на улицах ведут к постепенному параличу у детей, слабоумию вообще у всех, дома из-за этого разрушаются, и спасёт нас всех только колокольный звон. Все отнеслись к этому заявлению серьёзно, и даже устроили диспут, но только я вдруг почувствовал смутное недоверие. А где история? Истории-то вообще нет! Говорят, историк приболел, но что – второй месяц подряд? Химии тоже нет… Вообще-то – боже упаси!
Галина Пална попыталась заставить читать «Жития» Терминатора!!! Храм был набит битком и все с восторгом наблюдали, как ломают Терминатора. Сначала-то он бросился к выходу, преследуемый по пятам Галиной Палной с «Житиями» в руках, но на выходе старшеклассники решили, что нужно продлить удовольствие, схватили Терминатора и передали с рук на руки Галине Палне. Десять минут по часам Терминатора ломали все собравшиеся учителя вместе с Галиной Палной. Наконец, он вышел на середину храма с «Житиями» в руках, хлопнул эти «Жития» на кафедру и громко буркнул "вот б…дь!". Храм наполнился хохотом и негодующими криками. Из алтаря на шум вышел священник в черной рясе и по просьбе Галины Палны наложил на Терминатора епитимью – сто поклонов в день.
– Может тысячу? – буркнул Терминатор злобно.
Ему вновь приказано прийти на следующий день с матерью, хотя зачем мучить бедную женщину – этого я не понимаю.
Я был уверен, что после вчерашнего Галина Пална не захочет продолжать наступление на нравственность учеников. Но урок с Терминатором ее ничему не научил. Галина Пална прощупала своим цепким взглядом съежившихся учеников, и не успел Генка Барбузов проложить себе дорогу к выходу, как был пойман Степашкой за шиворот (то есть, Александром Степановичем), и вытащен на середину храма. Генка отнекивался, что-то бурчал и пытался вывернуть руку Степаш… Александру Степановичу, но наконец сдался, взял «Жития» и весь храм умолк.