Православное понимание экономики

Идейным предтечей молодых реформаторов, захвативших бразды правления в Министерстве финансов с конца 1850-х годов, можно назвать также адмирала Николая Мордвинова, известного либерала, англомана и масона. Он возглавлял Вольное экономическое общество в период с 1823 по 1840 год. Кстати, указанное общество было создано еще в 1765 году, оно стало тем самым «гнездом», где чуть ли не за столетие до реформ Александра I началось «высиживание птенцов», с середины XIX века начавших занимать кресла в Министерстве финансов и других ключевых государственных ведомствах. Между прочим, некоторые исследователи истории масонства в России считают, что первая российская масонская ложа возникла именно на базе Вольного экономического общества.

Мы уже многократно давали нелицеприятные оценки Кокорева, касавшиеся эпохи реформ, проводившихся в царствование Александра I. Для разнообразия приведем оценку периода реформ, сделанную обер-прокурором Синода К. Победоносцевым. Она звучит жестким, но справедливым приговором:

«А это 25-летие роковое, и человек его роковой – l`home du destin для несчастной России. Бог с ним. Бог рассудит, виноват ли он или нет, только в руках у него рассыпалась и опозорилась власть, врученная ему Богом, и царство его, может быть и не по вине его, было царством лжи и мамоны, а не правды»[38].

В словах Победоносцева «царство лжи и мамоны» заключено основное содержание эпохи Александра II: мамона поработила большую часть верхов, а ученая публика облекала поклонение мамоне в красивые обертки научной лжи.

Финансовые теории, приходившие в России, были весьма туманны. Они были построены не на логике и даже не на рационализме, а на некоей иррациональной, почти религиозной вере в рынок, «невидимая рука» которого сама все устроит. Об этом тумане в виде финансовой науки, напускаемом на русского человека, Кокорев писал в предисловии к «Экономическим провалам»:

«Прежде всего считаю необходимым предупредить благосклонных читателей, что я вовсе не имею намерения утруждать их внимание предложением какой-либо финансовой системы, откровенно сознавая в себе полное незнание финансовой техники, при совершенном притом недоверии к девальвациям, консолидациям, конверсиям и тому подобному туману, напускаемому на нас в виде финансовой науки».

Слава Богу, Кокорев был не единственным русским человеком, который протестовал против следования чуждой нам и туманной западной науке. На эпигонство так называемой науки, которая буйным цветом расцвела на Русской земле, обращали внимание почти все славянофилы, ряд русских писателей, подвижники Церкви. Взять, к примеру, одного из основоположников славянофильства И. В. Киреевского. Вот что он писал в 1852 году по поводу пришедшей в Россию диковинной науки под названием политическая экономия, ориентированной на западного человека, но мало понятной человеку русскому:

«Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремится внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд. Если бы наука о политической экономии существовала тогда, то, без всякого сомнения, она не была бы понятна русскому. Он не мог бы согласить с цельностию своего воззрения на жизнь особой науки о богатстве. Он не мог бы понять, как можно с намерением раздражать чувствительность людей к внешним потребностям только для того, чтобы умножить их усилия к вещественной производительности. Он знал, что развитие богатства есть одно из второстепенных условий жизни общественной и должно поэтому находиться не только в тесной связи с другими высшими условиями, но и в совершенной им подчиненности»[39].

Выдающийся славянофил обращает внимание на то, что западная политическая экономия всю энергию человека ориентирует на преобразование внешнего мира, в то время как русский человек в первую очередь был ориентирован на внутреннюю работу, борьбу со страстями, духовное совершенствование. У русского человека была своя иерархия ценностей: духовные были выше материальных. В политической экономии оставались лишь материальные, духовные вообще не брались в расчет. Киреевский один из первых среди русских мыслителей обратил внимание на то, что политическая экономия ориентировала человека на то, чтобы «раздражать чувствительность людей к внешним потребностям». В переводе на современный язык это означает стимулирование человека к потреблению.

У молодых финансистов, начавших финансовые реформы с конца 1850-х годов, ни жизненного опыта, ни глубоких знаний еще не было. На вооружение ими были взяты либеральные западные финансовые и экономические теории, согласно которым рынок все сделает сам. Либералы при этом постоянно твердили: «свободной игре рыночных сил» не надо мешать (в переводе на русский язык это означает: не мешать биржевикам и ростовщикам заниматься рыночным разбоем).

Для этого, согласно канонам экономического либерализма, необходимо, чтобы:

а) государство минимально вмешивалось в экономику;