Нет необходимости излагать в письме ангелу твоего блаженства то, что высказано было устами, хотя не от обоих нас, смиренных. Но, чтобы собравшийся вчера по твоему повелению собор епископов, изрекший нечто несогласное с тем, что на нем сказано было нами, не смутил священного твоего слуха, мы почли пристойным представить кратко всю сущность нашего оправдания. Мы, блаженнейший, православны во всем, отвергаем всякую ересь и принимаем всякий признанный Собор Вселенский и Поместный, а также и изреченные ими священные и канонические постановления твердо содержим. Ибо не совсем точно соблюдает слово истины тот, кто считается содержащим правую веру, а не руководствуется божественными правилами. Кроме того, мы принимаем и законную, по временам употребляемую святыми икономию, ибо и настоящее сношение нас, смиренных, с твоей святостью относительно извержения эконома есть дело поступающих не точно по правилам, но весьма приспособляющихся к обстоятельствам и уступающих; и с предшественником твоей святости, святейшим патриархом, мы сносились таким же образом по настоящему делу, когда мы возвратились из ссылки и прелюбодейный брак был расторгнут, а эконом отлучен от священнослужения. «Да не будет нам части с тобою [говорили мы] ни в сем веке, ни в будущем, потому что ты допускаешь прелюбодея безразлично иметь общение с твоей святостью». Когда же он сказал: «Я действовал применительно к обстоятельствам, уступая ему до времени» и потом выразился так: «Да будут отсечены руки мои, если бы они совершили прелюбодейное венчание; разве я венчал?» – тогда мы стали иметь общение с ним до кончины его. И твою святость мы также приняли в достоинстве архиепископа, равно как и поминаем тебя каждый день при священнослужении и ни в чем не разногласим, как только касательно эконома, низложенного священными правилами по многим причинам, особенно же потому, что после девятилетнего отлучения он опять стал священнодействовать, и притом не в потаенном каком-нибудь месте – (это было бы еще сносно, так как мы не принимали бы участия в этом деле), – но в самом источнике нашей святыни, то есть в явном общении с тобою вместе находится и вместе совершает богослужение постоянно.
Поэтому справедливо, и праведно, и нужно для избежания соблазна народу Божию и особенно нашему званию, чтобы недостойно вторгшийся был отлучен от священнослужения, а мы продолжали бы поминать твою святость и иметь общение со всяким иерархом и священником, не осужденными явно, по учению [Григория] Богослова. Если же это не состоится по грехам нашим, то да не будет – (говорим не из страха, но из сострадания к обществу) – с нашим смирением сделано святостью твоею что-нибудь неканоничное и незаконное! Ибо мы, со своей стороны, потерпим силою Божией – что бы ни случилось по Его соизволению, но свидетельствуем твоей святости пред лицем Христа в слух святых ангелов, что великий раскол произойдет в нашей Церкви. Хотя мы подчиняемся власти как люди, но и властью священных и божественных правил, волею или неволею, мы управляемся и руководствуемся.
Впрочем, умоляем твою святость: приклони ухо твое и услыши голос наш как врач сведущий, как пастырь добрый: отлучи одну овцу от священнослужения и избавь всех от соблазна, чтобы паршивостью одного не заразилась наша Церковь,
Ко Льву, папе Римскому
Святейшему и верховнейшему отцу отцов, Льву, господину моему апостольскому папе, Феодор, нижайший пресвитер и игумен Студийский.
Так как великому Петру Христос Бог даровал вместе с ключами Царства Небесного (см.: Мф. 16, 19) и достоинство пастыреначальства, то Петру или преемнику его необходимо сообщать обо всем нововводимом в Кафолической Церкви отступающими от истины. Итак, научившись этому от древних святых отцов наших, и мы, смиренные и нижайшие, так как и теперь в нашей Церкви сделано нововведение, почли долгом и прежде – через благоговейнейшего архимандрита, брата и сослужителя нашего Епифания, и теперь – смиренным письмом нашим донести о том ангелу верховного твоего блаженства.