Роман Романович прошелся взглядом по прихожанам. Всего человек тридцать, не очень-то много. Бабушки, две молодые пары, постоянные прихожане. Девочка девя-ти лет, дочка одной из прихожан, несколько мужчин. И
она. Виктория.
Роман Романович поднял молитвослов и начал читать
чин приготовления к исповеди. «Господи Иисусе Христе…
Владыко, ослаби, остави, прости грехи… Аще же в слове, или деле, или в ведении…» После молитв он принялся читать перечень грехов. При этом опуская совсем уж идиотские, типа «Мочилась на людях и даже шутила по этому
поводу» или «Имела содомский грех (совокупление с жи-вотными, с нечестивым, вступала в кровосмесительную
связь)». Давным-давно отец Леонид скачал этот перечень
из интернета, заламинировал и теперь постоянно читал на
исповеди. Причем сам он, не стесняясь, читал перечень полностью, особо смачные места выделяя голосом. Отец Роман
собирался сделать свой список грехов, попроще, но все не
доходили руки.
Как-то после службы они с дьяконом, отцом Никодимом, перечитывали этот перечень и хохотали в Алтаре. «А
вот, вот еще, смотри, — басил полненький отец Никодим, –
«согрешала кражами, в детстве воровала яйца, сдавала их
в магазин». Яйца-то. Почему яйца? И при чем тут магазин?
Мне кажется, это что-то личное у той бабы, которая список
составляла. Что-то из своей, бурной молодости».
Закончив читать, Роман Романович отложил молитвослов и обратился к пастве:
— Дорогие братья и сестры! Подходим на исповедь по
одному. Называйте свои грехи, целуете Крест и Евангелие, после отходите, не организовывайте столпотворение. Те, кто планирует сегодня причаститься, на исповедь подходит
первыми. Остальные — после. Дети до семи лет могут причаститься без исповеди.
Взгляд невольно упал на Вику. Молодая девушка, при-близительно ровесница Романа Романовича. Она не так давно пришла в храм. Именно ему, отцу Роману, она впервые
исповедовалась полгода назад. Через Романа Романовича
проходило очень много людей, чаще всего называли одно и
то же, многих он тут же забывал, как только отпускал грех.
Но вот ее исповедь запомнил очень хорошо. Во-первых, девушка искренне и откровенно делилась переживаниями, она плакала, просила у Бога прощения, рассказала о том, что ее изнасиловали в пятнадцатилетнем возрасте. О не-простых отношениях с родителями. О том, что до сих пор
не простила свою мать и не общается с ней. После этой исповеди Роман Романович еще целый день не мог прийти в
себя, он размышлял, переживал, переваривал все услышанное. И очень боялся, что Вика больше не придет. Но уже на
следующее воскресенье девушка снова стояла в очереди на
исповедь. Как же билось сердце Романа Романовича, когда
Вика подошла к нему, как дрожали руки, когда он после исповеди прочитал отпустительную молитву и перекрестил
девушку. Ни одним словом он не выдал своего волнения, не дал повод девушке заметить, как трепетно он к ней от-носится. Единственное, что отличало эту исповедь от всех
остальных, стандартных, то, что отец Роман не спросил
имя, а сразу прочитал: «Господь и Бог наш… Да простит ти, чадо Виктория, вся согрешения твоя…» Только по этой молитве девушка могла понять, что священник помнит ее имя, а значит, скорее всего, молится о ней за литургией. После
этого она бывала в храме почти каждое воскресенье. И каждый раз, даже когда не собиралась причаститься, подходи-ла на исповедь. Вместо перечисления стандартного набора
грехов девушка беседовала со священником, спрашивала
совета, он ей рассказывал какие-то духовные истории, ре-комендовал книги. Иногда, когда позволяла очередь, их исповедь могла длиться до получаса.
И на этот раз Роман Романович ждал девушку с тем же
трепетом в душе. Он в пол уха слушал очередную бабушку, краем глаза разглядывая Вику. Она почти каждое воскресенье приходила в разной одежде. На этот раз на девушке
была легкая светло-зеленая юбка до пола, из-под которой
выглядывали накрашенные розовым лаком пальчики ног.
Еще была белая блузка с достаточно большим вырезом, а
поверх головы намотан длинный шелковый шарфик, который и прикрывал вырез на груди.
Отец Роман быстрым движением отпустил грехи стоящей возле него женщины.
— …Да простит ти чадо… имя ваше? Наталия, все согрешения, вольная же и не вольная… следующий.
Перед Викой осталась еще одна бабушка. Баба Нюра, постоянная прихожанка храма. И потом она. Девушка смотрела в пол, нервно теребила бумажку с грехами и пересту-пала с ноги на ногу.
— Батюшка, простите меня Христа ради, согрешила. Я
тут совсем гадкая стала. Ворчу постоянно. Вчера вот окош-ко внук открыл, я к нему подскочила, давай ругать. Беднень-кий. Кошку давича на улице шуганула. Она хотела колбаски, надо было ей колбаски дать. А я шуганула, грешна, батюшка. Простите Христа ради.
— Бог простит.
Дальше баба Нюра достала листочек, на котором за-писала свои грехи за неделю и начала читать.
— Ворчала, ну, я уже это и сказала, ворчала. Обижа-лась. Надоедала. Думала о смерти.
— Что это вы? Что такое случилось?
— Да спина… Как ночью зайдется, так и начинаю уже
ждать, когда наконец Боженька приберет.
— Ну-ка, выкидывайте эти мысли из головы! Чтобы я