Леонид занес чашу с Телом и Кровью назад в алтарь, взял с
престола крест и вышел к прихожанам.
— Ох уж этот отец Леонид, — Никодим подошел к
жертвеннику, взял огромный красный плат и заправил его
за шиворот, — сколько ему говорю — лей в чашу поменьше
кагора. Он как бухнет — а теплоты маленько совсем. И очень
уж крепко выходит. Сам-то причастится, сделает маленький
глоточек. А мне теперь потреблять. Смотри — больше по-ловины чаши. Чистого кагора. А мне еще за руль садиться, я обещал малявку свою в зоопарк сегодня свозить. Вместо
этого приду пьяный, спать завалюсь.
— Ладно, не ворчи. Это не вино, это Тело и Кровь
Христовы.
— Тело-то тело. А пьяный я как будто бутылку кагора
выпил, — отец Никодим тяжело вздохнул, взял чашу, ложку
и начал кушать размоченный в кагоре хлеб.
Отец Леонид зашел в алтарь, закрыл Царские врата и
положил крест на престол.
— Ну, отец Роман, можешь домой бежать. Молебен я
сам проведу. Сегодня вроде людей много.
Молебны отец Роман тоже любил, с хорошего вос-кресного молебна можно было собрать две, а то и три тысячи рублей. Но когда людей в храме было много, отец Леонид
служил молебны сам.
Роман Романович прошел в небольшую комнатку, ал-тарничную. В ней, уже сняв с себя облачение, сидели два
мальчишки — Серега и Валька.
Роман Романович снял с себя подрясник, футболку, которая пропотела насквозь, сложил ее в пакет, чтобы отне-сти домой постирать, и надел рубашку с коротким рукавом.
— Ну, отцы, побежал я. До завтра.
— Батюшка, благословите, — алтарники подошли под
благословение. Священник перекрестил мальчишек и повернулся к зеркалу. Аккуратная, почти незаметная бородка.
Стрижка короткая. Роман Романович сразу после рукополо-жения отрастил длинные волосы, но потом понял, насколь-ко это неудобно. Надо слишком часто мыться, забирать их
в хвостик и уже спустя год служения снова постригся. На
всякий случай Роман Романович прошелся расческой и
вышел из алтаря. Отец Леонид освящал воду, Роман Романович обошел молящихся стороной, чтобы не отвлекать, и
вышел из храма. Уже на ступеньках он столкнулся с Викой.
Та стояла лицом к входу и крестилась.
— Батюшка, благословите, — Роман Романович перекрестил девушку, та поцеловала благословляющую руку. –
Вы на меня… не обижаетесь?
— Обижаюсь? Почему? Вовсе нет…
— Мне так… Показалось. Вы так быстро… Вы даже
ничего не сказали.
Отец Роман почувствовал, как краснеет.
— Ну, бывает… Я не специально. Я…
— Мне бы… Хотелось с вами пообщаться. Я нашла вас
«В контакте». Но вы очень-очень давно туда не заходили.
И… Можно… Можно мне ваш номер телефона? Я обещаю
сильно вам не надоедать.
— Конечно, записывайте.
Девушка достала свой айфон и забила номер священника. «Отец Роман, Покрова».
— Спасибо. Вы точно не обижаетесь?
— Ну что ты… Вы… — Роман Романович совсем
смутился.
— Спасибо, — и тут Вика неожиданно привстала на
цыпочки и поцеловала священника в щеку, — вы очень, очень хороший священник и человек. И я очень рада, что
познакомилась с вами.
Девушка развернулась и убежала. Роман Романович
подождал пятнадцать минут, неспешно перекрестился, поцеловал поклонный крест возле храма и только потом на-правился домой. Чтобы уж точно не столкнуться с Викой
еще раз.
Глава 8. Матушка
«Завтра… Уже завтра они уедут», — сквозь сон мелькнула спасительная мысль. Затем Роман Романович открыл
глаза и буркнул:
— Уже встаю…
Понедельник, шесть утра. У Романа Романовича только закончилась служебная неделя. Неделя, на которой он
каждый день, утром и вечером, служил в храме. В воскресенье вечером с отцом Леонидом спели акафист. Со вторника
на среду — Покрова, престольный праздник. В храм должен
был приехать архиерей, праздничное богослужение, на котором обязательно присутствие всех священников. Всего
один день выходной. Один день выспаться. Но уже с вечера Юля начала нудить. Что Вера давно не причащалась. Что
они уезжают к маме и вернутся неизвестно когда, что если
не в понедельник, то уже все, больше никогда ребенок не
причастится. А перед дорогой, да без причастия, с ними непременно что-то случится. Гололед, водопад или просто все
умрут. Роман Романович пытался вяло возражать беремен-ной жене, но тщетно.
Поэтому утром, с трудом открыв глаза, он приподнялся
на кровати. Вера, их двухлетняя дочка, мирно посапывала.
— Юль… Может, не будем ее будить? Смотри, как
спит. Давай еще чуть… Поспим, — Роман Романович попытался обнять жену. Он прижался к ее оголенному животу, в котором уже восьмой месяц развивался его сын. Имени у
мальчика еще не было, решили назвать в честь того святого, в день которого ребенок родится.
— Ты… — Юля резко отодвинулась и гневно взмах-нула рукой. — Тебе лишь бы поспать. Ты же священник. Ты
должен заботиться о духовном развитии нашей семьи. Это
ты должен был первым предложить причастить дочь! А я
тебя еще уговариваю. Даже слышать ничего не хочу. Быстро
вставай, собирайся в храм.
Юля поднялась с кровати. Ее оголенные груди колых-нулись и с легким шлепком упали на огромный живот. Ни-какой эротики. У полусонного мужчины это вызвало только