Ну вот я теперь лежу и думаю. Да что сейчас. Постоянно
думаю. Я все думаю — ты была права тогда. А я оплошала.
Леночка замолкает, снова рассматривая потолок. А затем, будто что-то вспомнив, опять обращается к сестре:
— Кать, Ка-а-а-ать. Скажи мне, ты сама счастлива?
Но в ответ раздается лишь мирное сопение сестры.
Под него Леночка и засыпает.
Глава 12. Возвращение
Катя проснулась от того, что чихнула. Лучик, пройдя
через оконное стекло, щекотал нос. Солнце только-только
поднималось на небо, но именно в этот период оказывалось
на Катиной подушке. Как много-много лет назад.
По телу пробежали мурашки. Катя крепко прижалась
к теплой пуховой подушке, и вдруг стало легко-легко, стало очень светло. Вдруг на несколько секунд она оказалась в
своем детстве. Лето только началось, экзамены закончены, впереди целых три месяца каникул. И на утреннюю молитву еще рано вставать, можно понежиться. Но солнышко, предательское солнышко, заглядывает и начинает щеко-таться. Попытка спрятаться под одеяло заканчивается
лишь тем, что Катя потеет. Кроме того, с другой стороны
одеяла вылезают пятки, которые солнце также щекочет.
Но все равно, упертая девочка пытается уснуть. Куда там!
Вот за дверью уже ходит мама, что-то готовит на кухне.
О! Кажется, это блинчики. Ароматные, любимые Катины
блинчики. Значит, скоро молитва, потом завтрак. В животе урчит. А еще Леночка рядом сопит, как слон. Совсем
недавно она простыла, и теперь — как последствие — у нее
жутко заложен нос. Слава Богу, не похрапывает. А то было
и такое. Тогда совсем кошмар.
Катя вылезает из-под одеяла и подставляет солнцу
свое худющее, облаченное в льняную ночную сорочку под-ростковое тело. Жмурится и мотает головой по подушке.
Та стала уже теплой, что Кате не нравится, особенно ночью. Обычно она сразу же переворачивает подушку, ища
прохладные уголки, чтобы прислониться к ним щекой. Но
только не сейчас. Ей нравится, что подушка прогрелась, что
она теплая. Это придает ощущение уюта и спокойствия.
Катя лежит с закрытыми глазами и пытается ощутить окру-
жающую еереальность. Слышать, чувствовать кожей, ню-хать, обнимать. Эту комнату, эту реальность, свое детство.
Только все изменилось. Они уже не дети. Леночка сопит не
потому, что заболела, а потому, что вчера перепила лишнего. И молитвы не будет. Потому что больше нет отца.
Но иллюзия продолжается. С кухни раздается голос
матери, который снова возвращает в детство:
— Завтрак готов! — кричит она. — Дети, пора вставать.
Рома, Володя! Девочки!
Снова мурашки. Катя открывает глаза. Пора возвра-щаться в реальность.
— Катюнька… Доброе утро, — бурчит Леночка, — чем
вчера вечер закончился? Я что-то смутно помню.
— Все окей. Вы с Ромкой перепили лишнего. Православные поминки устроили, по канонам.
— Ой, только не начинай. И без тебя тошно, — Лена
поднимается с кровати и уходит в туалет.
— О! — голос мамы с кухни. — Слышу, девочки просну-лись! Мальчики, давайте, не отставайте. Блинчики готовы.
Катя тоже встает с кровати, одевается и двигается на
кухню.
— Катенька! Господи, я все никак не могу привыкнуть, что ты тут, что ты рядом со мной, — мама обнимает дочку и
усаживает за стол, — сейчас, сейчас кофе тебе сделаю. Кофе
будешь? Или лучше чай?
— А есть мята? Я бы чай. С мятой. Как в детстве.
— Спрашиваешь! Сделаем, конечно! Как спалось?
Катя хочет ответить, что как в детстве. Безмятежно.
Но не решается.
— Очень хорошо. Будто и не было этих десяти лет.
— Да… Будто и не было… — мама грустно кивает. –
Знала бы ты, как мне без тебя было тяжело. Как я скучала.
Катя не знает. Но думает, что не так уж и сильно, раз
ни разу даже не приехала в город. Хотя, понять деревенских
жителей ей с каждым годом все труднее. И, возможно, это
еще в ней говорит детская обида, отголоски прошлого. Может быть, и правда мама сильно скучала. Просто не могла
приехать.
Как ни странно, блинчики оказались безвкусными.
Даже мятный чай показался каким-то пресным. Жевали в
основном молча. Настя быстро перекусила и, извинившись, убежала в комнату. Роман Романович периодически нырял
в свой телефон. Леночка отстраненно рассматривала деревья за окном, полностью уйдя в свои мысли.
— Я хочу на могилу к отцу сходить, — Катя нарушила
тишину. На нее поднялись удивленные глаза. Секунду внимательно рассматривали, а затем опустились, как ни в чем
не бывало.
— Хорошо, — мама кивнула, — да, это хорошо. Думаю, ты знаешь, где он лежит.
Конечно, Катя знала. Она быстро собралась, даже не
накрасившись, и вышла из дома. Конечно, знала. Отец лежал на храмовом дворе, за Алтарем. Там были похоронены
два предыдущих настоятеля, один еще до революции, второй в тридцать шестом. После этого храм пустовал. И вот, после долгого перерыва, земля при храме приняла нового
настоятеля.
Суббота, утро, служба начнется только вечером, на
территории храма пусто, хотя внутри горит свет. Скорее
всего, сидят бабушки — уже новые бабушки, тетя Шура, наверно, уже умерла. Записывают за здравие и упокой, прода-ют свечки единичным захожанам. Но даже если там нет никого знакомого, в храм заходить не хочется. Слишком много