— А пойдем я тебе комнату покажу. Твою, — неожиданно предложила мама Кате. Та согласилась. Маме хотелось поговорить с дочерью один на один.
— Еще водки будешь? — Роман Романович, как обычно, сначала налил, потом спросил. Леночка в ответ только
кивнула.
— По твоей муське я поняла, что с Юлей у вас все
как всегда?
— Хах, по муське она поняла. Нормально у нас все. Ну
как… Все как было, так и осталось. В какой-то мере, особенно в моем положении, стабильность — это хорошо. Ты-то
сама почему одна? Где твой муж?
— Объелся груш, — процедила Леночка, — служит он.
Выходные. Пятницу тоже.
— Хм… Что-то по голосу мне кажется, опять поругались?
— Да ты прозорливым стал, старец. Это после того, как с Викой потискался?
— Давай, давай, язви. Сразу легче станет. Что не у тебя
одной все плохо. Я батюшка терпеливый. Можно выливать.
— Да ничего я выливать не хочу, — Леночка выпила
рюмку, поморщилась, закусила, — не хотела я тебя обидеть.
Прости.
— У тебя и не получилось. Рассказывай давай. Что там
у вас.
— Плохо все, — Леночка махнула рукой, — уже почти два
месяца не спим вместе. И общаемся. Через «иди к черту». Я
вроде бы убеждаю себя, мол, муж мой, любила же его. Когда-то. Свадьбу когда гуляли. Венчание, помню, я счастливая
такая была. Фото посмотрю, взгрустну. Пойду мириться. А
этот урод вместо того, чтобы обнять, принять извинения, сразу же, прям без одного ласкового слова, начинает ныть:
«Итак, Лена, пока мы были в ссоре, я все обдумал. Теперь у
нас будут новые правила». Представляешь? Правила он мне
начинает диктовать.
Роман Романович не выдержал и расхохотался.
— Вот! Ты ржешь. А я, значит, стараюсь помириться, молчу. Всерьез его слушаю. А он дичь несет. Во-первых, говорит, по четвергам я бы хотел борщ. Почему ты мне совсем
суп не готовишь. Хорошо… Будет тебе, мамкина сумка, борщ. Не нравится, говорит, как ты мне подрясник гладишь.
Надеваю, говорит, а там от свечи капля осталась. Тут уже
я закипать начинаю. Ну что, трудно взять утюг, бумажку и
прогладить. Вот тебе Юля гладит подрясники?
— Ну… Бывает, когда дома. Но давненько не гладила.
Сам…
— Вот! Ну и ладно же. Я же глажу. Ну хотя бы и пропустила. Или капнул ты себе свечой, ну прогладь сам. Не ной.
Нет же! Ох, зла не хватает. И бородка жиденькая его. Ты не
представляешь, как раздражает в такую минуту. Стоит и
свою бородку поглаживает. Так и вижу, как его прихожанки
на исповеди стоят и молятся на его эту козлиную бородку.
Ах, какой батюшка! Ах, какой хороший!
Роман Романович снова не выдерживает и хохочет.
— Ну чего, чего смешного?
— Да я представил, как Юля моя сейчас сидит и какой-нибудь подруге то же самое про меня рассказывает.
Леночка на секунду задумывается и тоже начинает хо-хотать.
— Неужели все матушки одинаковые, м?
— Не знаю… Может, есть где-то счастливые семьи.
Мне хочется в это верить. Иначе ради чего все это? Венчание… Я не могу поверить, что всем плохо живется. Есть же
идеальные семьи.
— А я не верю уже. Мне вот кажется — права тогда
Катя была. Когда мне говорила, что жениться по любви
надо. Ничего венчание не меняет. Конечно, это таинство. И
Бог соединяет. Но Он любящие сердца соединять должен.
А когда… Когда всех подряд венчаешь, то какой там Бог?
Странные вещи я говорю. И думаю иногда странные вещи.
Но эта мысль — что Катя права — не дает мне покоя.
— Катя, говоришь, права, — Роман Романович задумчиво чешет бороду, потом вспоминает, как сестра высмеи-вала бородку мужа, одергивает себя, — а я вот что думаю
про это. Сама-то Катя, скажи мне, счастлива? Она сама замужем, живет в счастливом браке?
— Нет… Но у нее по крайней мере еще есть шанс.
— Шанс… На что?
— На то… Ну, на то, чтобы найти свою настоящую
любовь.
— А у нас уже нет?
— Ну… Ну вот ты нашел Вику. Не знаю, конечно, была
это любовь? Настоящая?
— Была, — Роман Романович уверенно кивает.
— Ну вот. И что? А ты уже был в браке.
— И это же мне не помешало. Любовь не имеет никакого отношения к браку, понимаешь?
— Ну, как не имеет? Ведь пришлось же расстаться… –
неожиданно Леночка осекается и, открыв рот, смотрит на
брата. — Ах ты ж хитрый жук! Ты сейчас мне хочешь сказать… что…
— Что? — Роман Романович улыбается.
— Ты… И Вика… И? До сих пор?
— Не пойму, о чем ты, женщина. Давай лучше еще
выпьем.
— Так, мы, конечно, выпьем. Но ты не увильнешь. Говори давай!
— Я бы не хотел это афишировать. Ок?
В кухню возвращаются мама, Катя и Володя. Мама с
Катей оживленно беседуют. Что-то про рассаду и цветы.
— Мы не договорили, я тебя еще достану, — цедит Леночка Роману Романовичу. Тот хитро улыбается, кивает и
разливает всем водки.
Уже поздно вечером Леночка с Катей ложатся спать
вместе. В той самой комнате, как десять лет назад. Леночка лежит, разглядывает потолок, окна. Все такое родное, но
одновременно такое чужое. С одной стороны, возвращает-ся детство, но, с другой стороны, они с Катей стали такими
старыми.
— Кать, Катьк, ты спишь? — бормочет Леночка. В ответ
от Кати раздается отрицательное мычание.
— Кать. У меня вопрос. Скажи мне, помнишь наш разговор про счастье? Когда… Я тогда после него решилась и
замуж вышла. Помнишь? — Катя утвердительно мычит. —