Правосудие королей

– Задумайтесь, сидящие здесь, – говорил Гарб своим раскатистым басом. – По какому праву этот человек, этот дворянин, владеющий дорогим особняком на Вершине Префектов в Сове, осуждает моих подзащитных? Он не знаком с тонкостями жизни в Долине Гейл. Он не живет среди нас; ему не ведомы наши порядки. Он попытается впечатлить вас и сбить с толку книгами, написанными членами его Ордена, и он попытается настроить вас против моих подзащитных при помощи изощренных и заумных тонкостей законов. Он будет настаивать, чтобы вы повесили троих человек не потому, что он прав, а потому, что считает, будто познания в философии, теории права и других книжных науках делают его умнее вас.

Леди и джентльмены, вы не обязаны подчиняться этому человеку лишь потому, что он Правосудие. Какое бы впечатление он на вас ни производил, он разбирается в людях ничуть не лучше вас. Доверяйте своей интуиции, не поддавайтесь влиянию его колдовских методов и аргументов; пусть они основаны на законах, они только кажутся убедительными. Правосудие – всего лишь человек из плоти и крови и отличает хорошее от дурного ничуть не лучше вас.

Эти аргументы злили нас еще и из-за возмутительного лицемерия защитника. Гарб тоже был богатым и ученым человеком, и ему были доступны все жизненные привилегии, которые давали деньги и знания. Однако он молол языком так, словно происходил из вилланов, принадлежал нижайшему из классов и между походами в здание суда пахал землю. Его могли раскусить и я, и Вонвальт, хладнокровно сносивший поток помоев, которыми его поливал представитель защиты. Но меня беспокоило, что эти очевидные апелляции к предрассудкам простых людей все-таки действовали на них. Если бы суду позволили продолжиться и дальше, я бы искренне забеспокоилась, сможем ли мы одержать победу – и это при том, что у нас на руках было три письменных признания.

– …и давайте не будем забывать, леди и джентльмены, что сама практика наделять Правосудий властью определять виновность или невиновность человека уже уходит в небытие – и не просто так. Вскоре все люди будут судимы коллегией равных им, а не прихотью одного человека…

Гарба прервали, и в других обстоятельствах я была бы этому рада. Но виной тому стал колокол в здании стражи, забивший тревогу. Поскольку он находился на одной улице со зданием суда, его звон, сотрясший морозный утренний воздух, прозвучал оглушительно громко и привлек всеобщее внимание.

Вонвальт резко повернулся к сэру Радомиру.

– Войско из Кругокаменска, – сказал шериф, широко выпучив глаза. – Должно быть, оно уже здесь.

Зал тут же наполнился взволнованной болтовней. Мы покинули скамью обвинения, не церемонясь и не спрашивая разрешения, и поспешили наружу. Я сразу же увидела, что тяжелая железная решетка Вельделинских ворот уже опущена. Через нее смогли бы пробиться лишь самые упорные осаждающие и только с помощью крепких осадных орудий. На стенах города толпились стражники в горчично-желтых с синим сюрко Долины Гейл. Жиденький серый свет тусклого утреннего солнца поблескивал на их шлемах и наконечниках копий. Среди стражников я увидела одинокий неподвижный силуэт, закутанный в потрепанный вощеный плащ.

– Там Реси, – сказал Вонвальт, указывая на нее. За нами из здания суда, как из бутылки, полилась толпа людей.

– Всем разойтись! – прокричал сэр Радомир. – По домам, сейчас же!

Люди разошлись, но неторопливо; все вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что же там, за воротами. Они болтали, как идиоты, тыкали пальцами и шумели, словно смотрели игры на Сованской арене. Я помню, как меня потрясла их беззаботность, словно у стен их города регулярно вставали лагерем большие сборища вооруженных людей. Но стоит помнить – горожане не ведали того, что было известно нам; они не знали о наших опасениях и о том, какие могущественные силы действовали внутри Империи.

– Дубайн, проследи, чтобы обвиняемых отвели обратно в городскую тюрьму, – сказал Вонвальт. – Я не хочу, чтобы они ускользнули в суматохе.

– Да, сир, – ответил Брессинджер.

– Вы двое, со мной.

Сэр Радомир и я последовали за Вонвальтом, который зашагал по улице к воротам.

– Дорогу, ну же! – орал сэр Радомир, пока мы пробирались по крутой узкой лестнице, которая вела на стену. Стражники, встревоженные, расступились, чтобы нас пропустить.

– Кровь Немы, – сказал Вонвальт, когда мы забрались наверх. За стеной по поросшему травой подступу змеей тянулось войско из пяти сотен бойцов, вооруженных, облаченных в доспехи и в темно-синие ливреи дома маркграфа Вестенхольца. Около четверти войска составляли всадники; остальные топали по затопленным грязью полям пешком. Они пели старую хаунерскую походную песню, и прохладный утренний ветер разносил ее по воздуху.

Возглавлял войско сам Вестенхольц. Его было невозможно с кем-либо спутать – облаченный в дорогие черные латы, он ехал верхом на белом дестриэ в цветастой попоне. Поверх его лат был наброшен темно-синий сюрко с вышитым гербом маркграфа – чайкой с распростертыми крыльями.

Рядом с ним на верховой лошади ехал Клавер. В своей потрепанной пурпурной рясе он выглядел смешно.