Правосудие королей

– Ситуация запутанна, как паутина, и в то же время ясна как день. – Сенатор оттопырил большой палец. – Есть хаугенаты – родственники Императора с обеих сторон и те из нас, сенаторов, кто еще верен ему. – Теперь он оттопырил указательный палец. – Есть млианарские патриции – владельцы богатств и земель, которые много лет представляли собой лишь «никчемное сборище мелочных крикунов». Долгое время эти профессиональные нытики составляли крупное меньшинство в Сенате, а теперь стали опасным большинством. – Теперь сенатор оттопырил средний палец. – Еще есть Церковь Немы. Во многом она похожа на ваш Орден магистратов – отстраненная, она озабочена лишь проповедованием вечно растущей массе подданных Империи. И, конечно же, вечно жалуется на то, что у нее отняли все магические силы. – Сенатор уронил руку и пожал плечами. – Все они существовали в непростом, но действенном равновесии, нарушить которое, судя по всему, смог один лишь человек. Млианаров и саварцев уже связывала история, а теперь, когда благодаря Клаверу в сундуки и ряды храмовников потекли золото и люди, аппетиты млианаров стали поистине животными. Они осмелели. Неманцы же увидели способ вернуть себе силы и встали на сторону Клавера, задним числом назвав его «своим». Получилось неловко и забавно, ведь прежде они долгое время чурались этого священника и его радикальных взглядов. – Теперь сенатор взялся за указательный и средний пальцы, сложив их вместе. – Как видите, нас, хаугенатов, берут числом. Орден магистратов, который всегда был нашим союзником, оказался выведен из игры действиями Кейдлека, что сильно разгневало Императора. Его императорское величество остались почти в одиночестве.

Вонвальт отпил вина и немного поразмыслил.

– Я вижу запутанность. Но не вижу ясности.

– Власть, – просто сказал Янсен. – Все дело во власти. Клавер пытается заполучить ее для храмовников и для себя. Неманцы желают вернуть магические силы, отнятые Орденом. Млианары хотят сместить Императора, при этом продолжая управлять Сенатом. Они похожи на философов, сидящих в одной комнате, – каждый думает, что он умнее своего соседа. Каждый считает, что сможет обыграть всех остальных, но на самом деле мы движемся к падению и гибели. Я пытаюсь сделать все возможное, чтобы смягчить удар, но один из столпов нашего государства не доживет до конца этого года, в этом я совершенно уверен. А это все равно что сломать одну ножку стула – очень скоро он упадет целиком.

Несколько минут Вонвальт молчал. Он не был глупцом, хотя и вел себя неразумно. Янсен и Августа оба говорили ему одно и то же, и Вонвальт, глядя на изложенные ими доказательства, прекрасно осознавал всю серьезность ситуации в Сове. Но все это время он пытался решить две задачи, которые казались ему в равной степени важными. Думаю, лишь тогда, в шатре сенатора, Вонвальт наконец осознал, что он, как и многие другие, допустил страшную ошибку.

– Зачем Кейдлек ведет переговоры с неманцами? – спросил Вонвальт. – Он всегда был рассудительным, хотя и заурядным, магистром. Он платил дань религии ровно настолько, насколько требовало его положение, но я никогда не думал, что он – истинный верующий.

– Кейдлек всегда в душе был неманцем, – пренебрежительно сказал Янсен. – Это стало особенно заметно на склоне его лет. Я и многие мои коллеги не удивлены тем, что он решил сделать ставку именно на них. Но дело не только в Кейдлеке. Млианары запустили свои когти во многих Правосудий. Предубеждения магистратов просачиваются и в то, что они делают – они выносят решения в ущерб Короне, урезают оброки вассалам патрициев, отказываются от дел по общему праву в пользу церковных судей… Мои слуги почти ежедневно раскрывают тайные связи между членами неманской Церкви, млианарами и магистратами, все нацеленные на то, чтобы подкосить Императора и передать власть Сенату, который они желают взять под свой контроль.

Меня впечатлило, что Вонвальт сумел сохранить невозмутимый вид, хотя слова сенатора, обвинившего стольких Правосудий в продажности, наверняка потрясли и оскорбили его. В глазах Вонвальта быть Правосудием означало быть непогрешимым, представлять собой пример неподкупности и справедливости. В этом отношении он был довольно наивен.

– Разве это так уж плохо? – наконец сказал Вонвальт. Янсен оказался осведомлен намного лучше него, а это задело Вонвальта, и в нем пробудилось упрямство. Чтобы восстановить свое превосходство, он поступил так, как обычно делал, оказавшись в невыгодном положении: прибегнул к ученым, юридическим аргументам. – Чтобы Империя управлялась группой представителей, а не прихотью одного человека? Собранием мужчин и женщин, которые бы умеряли наиболее радикальные порывы друг друга и правили государством, которое стало чересчур огромным и трудно управляемым?

Янсен откинулся назад, невесело улыбаясь.